Ф.М. Д.

"Не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными! - Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь именно с того, что выпросят у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.

Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени".

Может, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее.

О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.

Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия - страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.

У них, конечно, явятся, с самого начала, конституционное управление, парламенты, ответственные министры, ораторы, речи. Их будет это чрезвычайно утешать и восхищать. Они будут в упоении, читая о себе в парижских и в лондонских газетах телеграммы, извещающие весь мир, что после долгой парламентской бури пало наконец министерство в (...страну по вкусу...) и составилось новое из либерального большинства и что какой-нибудь ихний (...фамилию по вкусу...) согласился наконец принять портфель президента совета министров.

России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества...

Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит - Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство".

Ф.М. Достоевский. Дневник писателя, сентябрь-декабрь 1877 г.

---

Место для выражения мыслей по поводу моего Дня Варенья. Для друзей и сочувствующих.

Уверена, даже не стоит думать сколько мне лет. Никогда себя в этом возрасте не представляла,а вот как то кручусь...с вашей помощью и поддержкой.

---

Из проникновенного...

12.11.2013 в 10:29

Пишет  Дона Роза:

Выйду ночью в поле с конём... пардон, в кухню с котом...
... и что же дальше?

---

Глазастики

10.11.2013 в 14:26

Пишет  elenaeva:

Смотри, птичка!

@темы: коты

---

Полнота жизни

02.10.2013 в 10:13

Пишет  Diary best:

Пишет  kassid:

Жидкие коты

Если верить тому, что написано в Википедии по поводу определения понятия жидкость, то можно сказать, что одним из главных определений жидкости является её способность к заполнению какого-либо объекта с одновременным принятием его формы. Если всё именно так, то мы сделали подлинное открытие, которое может в скором времени вознести нас на высоты науки, недоступные даже британским учёным. Оказывается кошки являются самой настоящей жидкостью. Не верите в результаты нашего открытия? Судите сами!

Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках


Посмотреть на Яндекс.Фотках

Не свое | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: коты

---

Минипигсик

29.09.2013 в 19:45

Пишет  БиКинни:

Мимими.))))

Ааааааа, блиииинннн, какая прелесть! Мой мимиметр зашкаливает!)))))))

---

Нет дыма без огня...

15.08.2013 в 09:29

Пишет  otona1987:

Ренди и фанаты
Вчера в твиттере Харрисон сказал, что просыпаясь чувствует запах сигарет, а сегодня, что поедет посмотреть на Скотта, который сейчас репетирует в Портленде.
дополнение
...а здесь - сообщил о том, о том что его самые продолжительные романтические отношения длились шесть с половиной лет...
Статья о Наrbor в OUT
www.out.com/entertainment/theater-dance/2013/08...




<

---

Вреднокоты и прочие...

@темы: животные забавные

---

Рэндс- наше все (Harbor)

29.07.2013 в 19:32

Пишет  yurkina:

STILL FOLK-ABLE AFTER ALL THESE YEARS
Источник и статья

Let’s temporarily defrost for some more recent nostalgia involving a whole other queer icon. As the sunny yet troubled Justin on the Showtime hit Queer as Folk, blonder-than-springtime Randy Harrison became known as the ultimate twink, which the actor now tells me was both a blessing and a curse. “It’s far enough in the past that it’s just become a blessing,” he explained, “but for a while it did limit me.”

A bigger problem with the show was that it was shot in Toronto, so Randy didn’t get to establish himself in terms of meeting casting directors and other key business people. “So after five years of working on that show,” he told me, “I had to start from scratch in New York.”

Jump ahead eight years and Randy’s all set up, having done nonstop theater and film work of all types. And he’s currently in Harbor, Chad Beguelin’s play at Primary Stages about a girl and her mother popping in on the Sag Harbor home of mom’s brother (Randy) and his new husband. Randy’s character is anxious to stay away from his white trash roots as embodied by sis, so the simple act of doorbell ringing proves to be a rude arousal for just about everyone onstage.

“We all undergo an awakening,” explained Randy. “The play connects with me. Just reading the sсript I understood it. I think people will really relate to it.” Is it another one of those message plays? “No!” he exclaimed. “It’s actually wonderfully funny. It’s human and idiosyncratic. It’s about all the things we sacrifice to save face.”

And he’s showing his face on other stages too. Randy is involved with the Qwan company, which does performance-art-style parodies of campy movies like Notes on a Scandal and Black Swan, and they sound extremely Jinkx Monsoon. “It’s the most fun thing to be part of,” Randy exulted.

The kid is just so nice. (And the kid is now 35, by the way.) Do people ever walk all over him because he projects a “hurt-me” likeability? “I don’t think so,” Randy replied. “I don’t let that happen. I feel like it’s taken me longer than it should to have confidence in shaping my career and going aggressively after what I want to do, but even in my weakest moments, people haven’t been walking over me.” Yay! Twinkdom, be gone!

@темы: Рэндc

---

Енот-потаскун

23.07.2013 в 20:41

Пишет  Julber:

идеальное ограбление)

@темы: животные забавные

---

Символизм

20.06.2013 в 06:46

Пишет  Elena-Eva:

О, кошки!
Иногда думаешь, что единственное, что приносит счастье в этом долбаном мире - мирно спит у тебя на коленях. Иногда недооцененное и недолюбленное. Часто тыкаемое в свои огрехи и ругаемое за равнодушие к хозяину и его вещам.
Но, если представить мир без кошки, то и человеку на этой планете делать нечего.

---

О коне в ЛА. Отчет Дикси

19.06.2013 в 06:25

Пишет  yurkina:

Замечательный отчет о конвенции от Дикси!
Источник
Разрешение на перевод получено

AT LAST THE HAROLD HARRISON DYNAMIC DUO TOGETHER AGAIN

автор wirthwoman

перевод: medveditsa

Неделю назад я побывала на конвенции «Rise‘n Shine –возвращение домой» в Лос-Анджелесе.
Хотя она была сокращена до одного наполненного событиями дня, это всё равно стоило тех денег, что я отдала за Loft-билет и ужин с РэндиХаррисоном. Спасибо замечательной Элке Крибел, спасшей конвенцию и обеспечившей её успех.

Из актёров сериала присутствовали Гейл Харольд, Рэнди Харрисон, Скотт Лоуэлл, Питер Пейдж, Мишель Клуни, Роберт Гант и Райан Скотт Грин, который играл соперника Брайана в пятом сезоне. Эта конвенция очень отличалась от той, что прошла в Кёльне прошлым летом. Там было девять актёров, за исключением, как ни печально, Гейла Харольда, и около 500 гостей из 30 стран; здесь – тёплая компания из 87 гостей.

День начался в 10 утра, когда наша ведущая Шина Метал, хозяйка программы «TheSheena MetalExperience» на L.A.Talk Radio,открыла конвенцию и представила актёров.
Это было просто здорово, потому что она знакома со всеми актёрами сериала и умеет вести такие встречи так, чтобы не было скучно. Райан первым вышел на сцену, за ним Мишель, Питер, Роберт и Рэнди. Затем прозвучало имя Гейла, и он вышел, неся на спине Скотта.

Все онипроизнесли по несколько слов, и нас отправили на автограф-сессию. Каждый из них сидел за отдельным столиком; получив автограф и сказав пару слов, мы
переходили дальше. Я встречалась со всеми актёрами еще до конвенции в Кёльне, а с Гейлом и Рэнди виделась много раз за эти 12 лет, но всё равно очень приятно, что они помнят моё имя. Мишель сразу же начала горячо благодарить меня за то, что я была на её первом спектакле в сентябре и поддержала её первый опыт как драматурга. Она очень тёплый и приветливый человек. Гейла я видела совсем недавно, в феврале в Бильбао, я сидела рядом с ним и его сестрой Энн за ужином, так что он меня помнил. Рэнди видел меня бессчётное количество раз, а остальные знали меня по Кёльну и другим мероприятиям и спектаклям с их участием, которые я посещала. Автограф-сессия прошла очень гладко, хотя многие дарили
им подарки. У меня нет никаких талантов, чтобы сделать особенный подарок или найти что-нибудь уникальное, так что я была без подарков. Я лишь дарила Гейлу бутылку виски «Maker’sMark», когда шли спектакли«Внезапно, прошлым летом» и «Орфей
спускается в ад» - не очень оригинально, но ему, кажется, понравилось. Пока проходила автограф-сессия, Шина в главном зале расспрашивала гостей конвенции, откуда они родом и как открыли для себя QAF.

Было два мит-энд-грита с каждой группой актёров, и я была записана на первые с Гейлом и Рэнди, Питером, Скоттом и Робертом, Мишель и Райаном. С каждой группой в главном зале была еще панель, пока другие были на мит-энд-грите. У меня в голове перемешалось, что я слышала на панелях, а что на мит-энд-гритах, так что я просто расскажу в конце, что запомнила. После автограф-сессии я побывала на панели Гейла и Рэнди, а потом на мит-энд-гритах со всеми остальными, после чего еще успела на другие панели.

После очень короткого перерыва на обед (поскольку мы уже немного выбились из графика), обладатели Loft-билетов отправились на кофе-брейк с Гейлом и Рэнди. Хотя они оба говорили и отвечали на вопросы на своих панелях, именно на кофе-брейке они были наиболее открытыми, и видно было, что они ценят друг друга как актёры и друзья, и волшебство по-прежнему сохранилось. Эта встреча была более тёплой, чем остальные. Их спрашивали, что они думают об актёрской работе друг друга, и Гейл очень хвалил Рэнди и сказал, что не справился бы с ролью без такого партнёра, как Рэнди. Рэнди сказал, что Гейл всегда был для него опорой. Когда им давали возможность сделать несколько интерпретаций сцены, они обычно играли её так, как им казалось нужным, и всё получалось. Гейл сказал, что это было как перестрелка в Мексике, только без мексиканцев, и их пистолеты были направлены в одну сторону. Казалось, что они были вдвоём против остального мира. Было видно их искреннее восхищение и уважение друг к другу.

После кофе-брейка мы выстроились для фотосессии с каждым актёром, как только один заканчивал, подходил другой, и всё прошло быстро и гладко. Я сфотографировалась с каждым, и еще один раз с Гейлом и Рэнди и один раз со всеми. Фотограф говорил человеку за компьютером наши имена, когда мы позировали, и спросив моё имя в первый и второй раз, говорил «это Дикси» - и когда я села между Гейлом и Рэнди для группового снимка, Роберт позади меня запел «Дикси», а Скотт сказал: «как будто она никогда этого не слышала». Было весело общаться с ними, и поразительно, что начиная смотреть сериал почти 13 лет назад, я и не мечтала когда-нибудь даже встретиться с актёрами, не говоря уже о том, чтобы они запомнили меня.
После фотографирования прошло короткое закрытие, все сказали по нескольку слов, и Гейл сказал, что рад быть здесь с его товарищами, и поблагодарил за чудесные подарки, которые поразили его. Скотт попросил всех поблагодарить Элке за её усилия, сказал, что было весело собраться вместе и вспомнить то, о чём они старались забыть, а также поблагодарил нас за то, что жизнь сериала продолжается. Мишель начала говорить о том, как рада снова всех встретить, и кажется, собралась выдать что-то философское, но тут Скотт и Рэнди решили воссоздать момент закрытия конвенции в Кёльне, когда Мишель пыталась, как в сериале, поднять Теа и уронила её. Скотт поднял Рэнди и уронил его, и Рэнди хохотал так, как я никогда еще не видела, на что Мишель сказала, что тогда не спала 36 часов, а Теа ей не подыграла, так что гравитация победила. Это был очень смешной момент. Питер поблагодарил всех нас и попросил смотреть его новый сериал «Фостеры». Рэнди сказал, что благодарен за этот опыт и благодарен всем нам за встречу и за то, что мы ценим их работу. Райан сказал, что для него было везением и счастьем сниматься в сериале, и он рад снова со всеми увидеться. Роберт поблагодарил за нашу любовь к сериалу и персонажам и за возможность встретиться с родными людьми. Потом Скотт обнюхивал кресла, в которых сидели Гейл и Рэнди, пытаясь понять, которое из них чьё, а Гейл набросил на него скатерть со стола, после чего были объявлены победители аукциона. Потом они сфотографировались с Элке и командой её помощников.

Нам дали десятиминутный перерыв на то, чтобы переодеться, если нужно, для коктейля. Он проходил так – на каждом конце длинного стола садилось по одному гостю, и, поговорив несколько минут, они переходили к другому столу, а на их место садились другие. Пытаться услышать одновременно, о чём говорит каждый на своём конце стола, было невозможно, и я по очереди слушала то одного, то другого.

Последним пунктом программы был VIP-ужин. Я изо всех сил старалась добыть билет на ужин с Гейлом, но меня в последний момент обошли на трёх аукционах. И хотя казалось, что на последний билет шансов нет, я всё-таки выиграла последнее место на ужине с Рэнди. Я была знакома со всеми, кто выиграл билеты на ужин с Рэнди, так что это было дополнительной радостью. Ужин был очень вкусным, Рэнди общался со всеми нами, но как только ужин закончился, ему пришлось уехать, чтобы успеть на самолёт. Когда он уходил, все актёры подошли попрощаться, все обнимались. Когда Гейл на прощание обнял Рэнди, тому пришлось встать на цыпочки, совсем как в сцене после взрыва, и по-моему, все мы, кто видел это, вздохнули хором. Это было идеальное завершение полного событий дня. Вскоре и остальные актёры попрощались и разошлись. Я стояла рядом с Гейлом, и увидев, как он обнимает другую девушку, тоже придвинулась для объятий. Он впервые по-настоящему обнял меня.

Когда остальные разошлись, Райан остался поболтать, и в итоге отправился в бар с несколькими девушками и оставался там довольно долго. Он был для меня открытием. Брендон мне совсем не нравился, но Райан понравился очень. У него короткие волосы и прекрасные голубые глаза, он был очень тёплым и приветливым, радовался тому, что попал на конвенцию, и моментально вызывал симпатию. Мне удалось побеседовать с ним пару раз, с ним очень интересно и легко разговаривать, и он меня обнял и поцеловал. Узнав, что я из Питтсбурга, он заговорил о «Пингвинах», но я совершенно не разбираюсь в спорте.

Было уже много отчётов о конвенции, и в каждом есть что-то своё о том, что люди слышали и видели. Вот что я запомнила:

Когда зашёл разговор о травме, полученной Джастином, Гейл удивил нас, заговорив о том, как сам получил травму головы в аварии, и что это было похоже на то, что пережил Джастин. Он сказал, что не помнит, как его навещали, но он слышал их голоса и ему снились их визиты. Когда его спросили, сказал ли Брайан Джастину о его визитах в госпиталь, он с уверенностью сказал, что Брайан «случайно» мог упомянуть об этом, и что с развитием их отношений они бы в какой-то момент заговорили об этом. Рэнди согласился.

На каждом мит-энд-грите одна девушка спрашивала всех про любимые хлопья для завтрака. Гейл сказал, что Waltons. Рэнди сказал, что его мать не разрешала ему есть хлопья, где был сахар. Не помню, о каких хлопьях говорил Скотт, но он сказал, что у него от них «какашки» [poo] становились зелёными. Питер заявил, что ему не нравится слово «poo», что оно какое-то незаконченное, как будто процесс так и продолжается. Он сказал, что у слова «poop» есть конец. (Говорить можно и так, и так, от согласной на конце смысл не меняется. – прим. перев.)

Когда Скотт и Питер говорили о разных режиссёрах, они упомянули Рассела Малкехи из Австралии. Они все считали, что он гениален. Питер сказал, что когда он режиссировал сцену в банях (118, по-видимому. – прим. перев.), где все актёры массовки были обнажёнными и намазанными маслом, чтобы лучше выглядеть, режиссёру нужно было, чтобы один из них передвинулся, но он никак не мог заставить его обратить внимание на команды. Тогда он подошёл и схватил его за задницу, чтобы тот передвинулся, и его большой палец нечаянно соскользнул внутрь. Питер изобразил довольную реакцию статиста – «оооо!..» Было очень смешно видеть, как Питер изображает это. Еще он сказал нам, что иногда после того, как режиссёр командовал «стоп!», в сценах в комнате отдыха или в банях некоторые статисты всё равно продолжали заниматься своим делом. Я так и думала, что видела кое-где реальное действие, когда Брайан бродил в банях.

Мишель говорила о её любовных сценах с Теа, и как они решали, где чьи будут ноги, как ставили движения, и как каждая считала, что другая пахнет цветами в «нижней области». Роберт рассказал, что Хэл был несколько шокирован тем, в каких позах они должны были заниматься любовью, и в итоге только одна его нога была на плече у Роберта, а не две.

Кто-то спросил Райана, действительно ли была снята сцена, где он встречает молоденького мальчика в конце сериала, как когда-то Брайан встретил Джастина, чтобы показать, что всё идёт по кругу заново, с самого начала – и он сказал, что да. Они даже произносили тот же диалог, но потом решили не пускать это в эфир. Кто-то из актёров не знал об этом и спросил его, видел ли он сам эту сцену, он сказал, что нет. Он не знал, что её не используют, пока не увидел конец сериала. Я рада, что эта сцена так и не увидела свет. Я была расстроена, когда услышала, что финал сериала мог бы быть таким, по-моему, эта сцена принадлежит только Брайану и Джастину, и её нельзя повторять. Спасибо, CowLip!

Было лишь одно разочарование – что Гейл появился с бородой (видимо, для его новой роли в драме о Гражданской войне под названием «Поле потерянных башмаков») и в его вечной кепке. Но в остальном конвенция не могла бы быть лучше, это был день, полный радости. Если бы он явился чисто выбритым, как Брайан, я думаю, могли бы быть обмороки. На пальце у Гейла по-прежнему повязка, как и в Бильбао в феврале. Кажется, он сказал, что должен носить её полгода. Многие говорят, что от фотографий создаётся такое впечатление, будто Гейлу не хотелось быть там, но мне совершенно так не показалось. Он дурачился на открытии и закрытии, шутил со своими друзьями-актёрами, и особенно на кофе-брейке был оживлённым и весёлым. Он просто Гейл, мы любим его со всеми его странностями. Он подписался на участие в этой конвенции, и он первым подписался на участие в конвенции в Бильбао в следующем марте, и я не думаю, что он делает это из-под палки.

Извините, что у меня нет фотографий к этому посту, просто я знала, что будет сделано много прекрасных снимков теми, кто знает, как снять лучше всего, поэтому решила просто слушать и наслаждаться.

Я думала, что конвенция в Кёльне будет неповторимым, единственным в жизни событием – и конечно, первую встречу актёров повторить нельзя, но эта тоже была особенной, в основном потому, что наконец-то можно было увидеть Гейла и Рэнди вместе. Было видно, какую искреннюю симпатию они испытывают, как восхищаются друг другом, и как хорошо им было работать вместе много лет назад. Они по-настоящему понимают друг друга, у них много общих интересов. Между ними есть особая связь – два неизвестных актёра в революционных ролях в сериале, подобного которому никогда не было на ТВ, и оба они стали объектом любви и обожания поклонников по всему миру. Наверняка, для них иногда это бывает чересчур, но я думаю, они привыкли и примирились с тем, что их всегда будут любить как Брайана Кинни и Джастина Тейлора, в каком бы направлении ни двигалась их дальнейшая жизнь.

Спасибо тебе, Элке, за организацию этой конвенции для поклонников QAF, мы вечно будем за это благодарны. Надеюсь увидеться с тобой в Бильбао в марте, где ты сможешь расслабиться и насладиться всем как обычный поклонник.
Если вы хотите сами пережить этот потрясающий день, советую вам приобрести DVD, когда он появится в продаже.

---

Видео. классное. после 513

Я оставляю твой город

---

Поцелуи. Английская версия

Люблю Гиллиана. Но не штырит от его поцелуев. Не айс.В смысле - не Гейл. А Харрисона я всуе и упоминать не хочу.

@темы: Почитать не QAF

---

Мой любимый король

11.04.2013 в 10:30

Пишет  Diary best:

Пишет  Adelina3:

Кларк Гейбл.

Уилльям Кларк Гейбл (англ. William Clark Gable; 1 февраля 1901 — 16 ноября 1960) — американский актёр, кинозвезда и секс-символ 1930—1940-х годов, носивший прозвище «Король Голливуда». Лауреат премии «Оскар» (1934).

Вряд ли в мировом кино когда-нибудь появится актер, которого бы зрители любили так же сильно и так же долго, как американцы - Кларка Гейбла. В наше стремительное время, когда только-только появившуюся "звезду" уже называют "культовой" и "живой легендой", когда мировая эйфория за год-полтора растворяется в воздухе, а титулы вроде "самый сексуальный мужчина в мире" носят одновременно не меньше двадцати киноактеров, говорить о всенародной долговременной любви к "звезде", по меньшей мере, забавно. Кумиров много, они приходят и уходят. А чтобы актер был "номером первым", предметом всеобщего обожания и восхищения тридцать лет подряд - это что-то из области фантастики.



А в США когда-то это было реальностью. Кларк Гейбл, признанный Король Голливуда, в 30-е, 40-е, 50-е годы был "солнцем" американского кино. Зрительницы всех возрастов - от школьниц до зрелых матрон - млели от одного его имени в титрах фильма, от одного знакомого мужественного силуэта на афишах. В Америке даже вошло в обиход выражение, которым ставили на место слишком много воображавших о себе мужчин: "Ты что думаешь, что ты - Кларк Гейбл?"



Но увлечение Гейблом ничуть не походило на массовую истерию, которую десятилетием раньше вызвал Рудольф Валентино. Слащавый "латинский любовник" раздражал и злил мужскую аудиторию. А восхищение Гейблом было "семейным". Сильный, умный, уверенный в себе, не красавец, но чертовски обаятельный, Кларк внушал зрителям-мужчинам уважение: он был Личностью, "настоящим мужиком", не боявшимся ничего - даже поднять на женщину руку. Зрительницы же в любом его действии находили нечто, достойное восхищения. Еще бы: ведь кем бы ни был актер на экране, он всегда с блеском играл одну и ту же роль - Кларка Гейбла.



Уильям Кларк Гейбл родился 1 февраля 1901 года в семье нефтяника в Кадисе, штат Огайо. Его мать Adelina Hershelman страдала от эпилепсии и умерла, когда ему было 7 месяцев, отец был всецело погружен в работу, и Кларком занималась сначала его бабушка, а потом - мачеха. Гейбл был славным, покладистым и очень музыкальным мальчиком. Его первая любовь - Тельма Льюис - спустя годы рассказывала журналистам: "Кларк был обаятельным, но у него были чересчур большие уши. Он не занимался спортом, а интересовался только игрой на рожке в школьном оркестре. Неудивительно, что я вскоре нашла себе другого кавалера".



"Неспортивность" сына возмущала и Гейбла-старшего. Увлечение Кларка музыкой и школьным театром отец расценил как слюнтяйство. Он продал буровую вышку и купил ферму, где Кларк вместо учебы должен был вламывать от зари до зари, воспитывая в себе "настоящего мужчину". Юноше повезло: за него вступилась мачеха, уговорившая мужа дать сыну шанс попробовать себя в любимом деле. Узнав, что Кларк хочет стать актером, Гейбл-старший махнул на него рукой.



Путь "в высший свет" у будущего Короля Голливуда был долгим и тернистым. Даже в разъездные театры его брали "без жалования" - за чаевые. Ни в одной труппе он подолгу не задерживался. Когда заканчивались деньги, Кларк брался за любую работу - то на буровой вышке, то на железнодорожной пилораме, то - в магазине. В двадцать лет он дебютировал на сцене в небольшой роли... кухарки-негритянки в пьесе "Когда правят женщины". Кларк старался, но по мнению режиссера, это был провал - и Гейбла, в очередной раз, перевели в число "рабочих сцены".



Однако, несмотря на неприятности, юноша верил в то, что ему не хватает не таланта, а опыта, уверенности в себе и актерской техники. Поэтому, когда судьба забросила его в Портленд, он записался на модные актерские курсы Джозефины Диллон. Вскоре преподавательница не на шутку увлеклась юным учеником. Она по-матерински опекала его, выручала с деньгами, и постепенно отказалась от остальных студентов, чтобы все время посвящать Гейблу. Она была старше Кларка на 13 (14?) лет, но разница в возрасте не помешала им через год пожениться.



К тому времени Диллон и Гейбл переехали в Голливуд. Джозефина открыла там актерскую школу, а Кларк устроился статистом на одну из киностудий. По вечерам Диллон продолжала учить мужа актерскому ремеслу и дикции, а в остальное время пыталась найти ему богатых покровителей - без них даже очень талантливый и симпатичный актер весь век мог проходить в статистах.



Искал покровителей - а вернее, покровительниц - и сам Гейбл. Высокий стройный юноша, широкоплечий, узкобедрый, с открытой мальчишеской улыбкой, он нравился всем - а особенно, женщинам "бальзаковского возраста". Позже Кларк признался, что он никогда не воспринимал свой первый брак всерьез. После развода он и Диллон даже утверждали, что между ними были только платонические отношения.



Второй женой Гейбла стала Риа Лэнгхем, богатая вдова нефтяного магната, старше его на 17 лет. Агент актера Минни Уоллес как-то заметила по этому поводу: "Он женился на Риа, поскольку разочаровался в кино, и хотел "просто жить". Но супруга жаждала видеть его кинозвездой, и готова была вложить в его карьеру любые деньги. Сам Кларк уже не верил в свои силы, и считал, что для того, чтобы прославиться, необходимо чудо.



И чудо произошло. Правда, для других оно было скорее, Концом Света. В кино пришел Звук. Многие актеры и режиссеры были уничтожены этим обстоятельством. У одних оказался слабый или неприятный голос, другие говорили с сильным иностранным акцентом. Да и вообще, имидж звезд немого кино, их пластика, томные взгляды, пантомима мгновенно стали устаревшими, а исполнители, которые не смогли быстро изменить манеру игры, в глазах публики становились "забавной архаикой", пережитком прошлого.



Звук уничтожил самый популярный тип героя немого кино - "латинского любовника". Роковые страсти, сопровождаемые зачастую самым банальным текстом, уже не трогали, а смешили. Студии нуждались в новых "звездах", а кино - в новом герое. Таким героем стал Кларк Гейбл.



Начало его кинокарьеры не предвещало грядущего триумфа. Своими первыми ролями Гейбл был обязан связям Риа и отличной дикции, над которой когда-то билась Диллон. "Великие моголы" голливудских киностудий были вовсе не в восторге от его внешних данных. Ирвин Тальберг из "MGM" считал, что Кларк "выглядит, как шофер грузовика, и говорит, как частный сыщик". Дэрил Занук из "ХХ век-Фокс" был еще резче: "У него кошмарные уши, и вообще он похож на обезьяну". Даже когда популярность Гейбла взлетела до небес, его работодатели никак не могли понять, в чем ценность их приобретения. "Воистину, женщины - странные создания, - заметил как-то босс "MGM" Луис Майер. - На моей студии работает Роберт Тейлор - самый красивый мужчина, какого только создавала Природа. А зрительницам подавай лопоухого Кларка".



Глава "MGM", очевидно, не брал в расчет того, что Америка совсем недавно - в "ревущие двадцатые" - уже "объелась" иллюзиями. Великая Депрессия толкнула народ лицом в грязь нищеты, и американцам, уставшим от свинцового мрака жизни, хотелось уже не "внешней прелести", а надежности. Шарм и сказочная красота Роберта Тейлора придавали происходящему на экране нереальность. А вот сильный, мужественный, с грубоватыми чертами лица, Гейбл казался человеком "из жизни". Он готов был с экрана делиться стойкостью и циничной насмешливостью с нацией, которой все это было позарез необходимо - чтобы выжить.



Популярность Гейбла началась с фильма "Это случилось однажды ночью", снятого не на "MGM", где он работал, а на "Коламбия пикчерс". По меркам Голливуда, работа на "Коламбии" была ссылкой - таким манером Майер наказывал Кларка за "неподобающий" роман с Джоан Кроуфорд. Гейбл был настолько серьезно увлечен Джоан, что даже подумывал о разводе и новом браке. Но Майер, следивший за "моральным обликом" своих "звезд", запретил ему даже думать о "самой развратной женщине в Голливуде", пообещав, что после свадьбы актер "не найдет работы даже на бензоколонке". Понимая, что это не пустые угрозы, Кларк подчинился, однако втихую продолжал встречаться с любимой. Узнав об этом, Майер "одолжил" провинившегося актера менее престижной, чем"MGM", студии.


Clark Gable and Joan Crawford.

Естественно, никто и представить не мог, что романтическая комедия Ф.Капры о продувном журналисте и строптивой дочери миллионера будет иметь такой оглушительный успех. Картина получила "золотую пятерку" премий "Оскар" - наград удостоились сам фильм, режиссер, сценарист и исполнители главных ролей. Но куда больше "Оскара" актера обрадовала та огромная, сумасшедшая народная любовь, которой он стал пользоваться именно с этой ленты. Забавно, но факт: фильм, снятый на "Коламбии", сделал Гейбла стал самой дорогой и самой яркой звездой "MGM".





Лоретта Янг и Кларк Гейбл встретились на съемках кинокартины «Зов предков» в 1935 году. Тогда же начался их страстный роман, продолжавшийся почти три месяца. Никаких шансов на брак у Лоретты не было. Гейбл в то время только что женился второй раз и разводиться не собирался. Истинная католичка, Лоретта не могла пойти на то, чтобы родить внебрачного ребенка. Когда пришло время, Лоретта, взяв отпуск, отправилась с матерью в Европу, где родила девочку 6 ноября 1935 года, которую она назвала Мэри Джудит Кларк при крещении. Янг утверждала, что отец всего лишь однажды навестил ее, - когда ей исполнилось две недели.



В ту пору он крутил уже новый роман - с очаровательной, насмешливой и циничной Кэрол Ломбард, одной из лучших комедийных актрис Голливуда. Стараниями Ломбард эта "интрижка" постепенно переросла в сильное и глубокое чувство с обеих сторон. Кэрол без конца подтрунивала над Кларком, и в то же время - сдувала с него пылинки. Элегантная красавица, появлявшаяся только на званых приемах, ради Гейбла полюбила рыбалку и охоту и готова была ехать за милым хоть в деревенскую глушь. Зная увлекающуюся натуру Кларка, она тщательно следила за его партнершами по фильмам: если какая-нибудь девица вызывала у нее подозрения, она требовала от продюсеров вышвырнуть ее.



Развод и новый брак был неминуем. На этот раз Майер не имел ничего против - при условии, что Гейбл сыграет Ретта Батлера в грандиозной эпопее "Унесенные ветром". Картина снималась на студии "ХХ век-Фокс", но на главную роль Сэлзнику необходим был Гейбл: за него "проголосовала" зрительская аудитория. "MGM", одалживая своего актера, получила право на прокат фильма. Расклад портил сам Кларк, отчаянно не хотевший сниматься - он боялся, что "не вытянет" такую сложную роль. Однако, стоило ему только заикнуться об отказе, как Майер поставил его на место вопросом: "А нищим ты стать хочешь?"





Королю Голливуда пришлось подчиниться - и он был сполна вознагражден за это. Роль Ретта Батлера в "Унесенных ветром" стала венцом его карьеры, его самой популярной, хотя и не самой лучшей работой. Рядом с Вивиен Ли, игравшей Скарлетт - то очаровательного капризного ребенка, то сильную, умную и отчаянную женщину, Кларк Гейбл играл... Кларка Гейбла. Ему великолепно удавались сцены, в которых надо было изображать страсть, напор, насмешливость и нежность, но "простой парень из Огайо" был бессилен там, где нужно было демонстрировать интеллектуальное превосходство Ретта, его умение поставить Скарлетт "на место" несколькими словами. Понимая это, Гейбл даже не хотел ехать на премьеру фильма в Атланте (его заставила студия), и не очень расстроился, когда в "год триумфа "Унесенных ветром" "Оскар" за лучшую мужскую роль отдали другому актеру.





Кларк по-прежнему оставался самым любимым мужчиной Америки. В 1939 году он развелся с Риа и женился на Ломбард. Их брак был очень счастливым, поскольку Кэрол продолжала окружать любимого вниманием и заботой. Каждый день ему в гримерную приносили красную розу, на каждые съемки жена приезжала "с инспекцией" - и если замечала флирт с партнершей, то могла в гневе разнести всю студию. Но такого, как правило, не случалось: Гейбл был предан жене, и старался ее не расстраивать.



Их "идеальный брак" оборвался внезапно - трагической смертью Кэрол. Шла война, и актриса ездила по штатам, рекламируя облигации военного займа. Чтобы побыстрее вернуться домой, она предпочла лететь самолетом, а тот разбился, уже подлетая к Калифорнии. Когда Кларку сообщили, что никому из пассажиров не удалось спастись, Король Голливуда разрыдался.



К тому времени контракт Гейбла с "MGM" истек, и вместо того, чтобы подписать новый, он записался в армию. Несмотря на аэрофобию, Кларк стал летчиком, и искал смерть в бою. Но военное начальство сделало все, чтобы Король Голливуда не "пал смертью храбрых" - и в 1945 году Кларк вернулся домой майором авиации.



Его популярность все еще была велика, и "MGM" пришлось взять его обратно. Но Гейбл был уже не тот. После смерти Кэрол в нем что-то сломалось. Он стал пить, увлекаться случайными блондинками, в каждой из которых искал "новую Кэрол". В четвёртый раз Гейбл женился на очень красивой, но жадной и вульгарной Сильвии Эшли



Он крутил романы со всеми признанными красавицами Голливуда - Авой Гарднер, Ланой Тернер, Грейс Келли. Последняя была моложе его почти на тридцать лет, и Гейбл шутил, что он староват даже для того, чтобы быть ей отцом. Только с пятой миссис Гейбл — манекенщицей и актрисой Кей Спрекелз (Уильямс) брак наконец-то оказался удачным. Именно она стала матерью его единственного сына.



Но Америка по-прежнему любила своего "Ретта Батлера". По нему сохли и его ровесницы, и совсем молоденькие девушки. Он был уже не только Королем Голливуда, но и "живой легендой". Его знаменитая чуть циничная улыбка под маленькой ниточной усов стала таким же символом "фабрики грез", как и рычащий лев "MGM".



Когда он умер - в 10:50 вечера 16 ноября, 1960 года, едва закончив съемки в последнем фильме "Неприкаянные", Америка будто осиротела. Ее герой, ее Король, символ стойкости американского духа, покинул своих зрителей, чтобы уйти к обожаемой им Кэрол Ломбард - в Вечность. Съемки в жару, тяжесть объездки лошадей, нервные стрессы подорвали изношенное сердце. Одним из последних желаний актера было услышать, как бьется сердечко его наследника. Медсестра заверила Кей, что Кларк ушел мирно. Он просто закрыл глаза, голова легла на подушку... и он ушел. Газеты вышли с коротким заголовком «Король умер». Гроб был закрыт по желанию самого Кларка. Еще при жизни он сказал: «Я не хочу множества чужих глаз, глядящих на мои морщины и мой толстый живот, когда я умру. Не позволяйте им сделать цирк из этого». Закрытый гроб был украшен желтыми розами, выложенными в виде короны, намекая на его титул «Короля Голливуда». Согласно завещанию, похоронен Кларк Гейбл в Лос-Анджелесе рядом с Кэрол Ломбард и ее матерью.



И лишь спустя пять месяцев на свет появился Джон Кларк Гейбл. Его мать и вдова великого артиста, родившаяся 7 августа 1917 года, умерла в мае 1983 года.



использована статья Е. Цымбал

Подборка | Не Бест? Пришли лучше!

@темы: чб кино

---

Хозяйка, совесть есть?

10.04.2013 в 17:16

Пишет  Helena-eva:

Кто-нибудь, накормите кота!

@темы: коты

---

Such good people

10.04.2013 в 09:28

Пишет  Helena-eva:

Новости приятные!

10.04.2013 в 08:18

Пишет  otona1987:

Харрисон возвращается
Рендольф Харрисон возвращается в большое кино. На IMDb обновлена информация о фильме Such Good People , в которой говорится, что у него главная роль. Чё-то я очкую, Славик!
Промо фоточки Харрисона. Умереть, не?

---

Бильбао 2014

02.04.2013 в 22:41

Пишет  yurkina:

Рэнди
Я хочу эту фоточку запостить отдельным постом,
потому что сегодня у нас праздник по имени Рэнди!

---

Внутренняя сущность

26.03.2013 в 07:18

Пишет  Helena-eva:

Мир захватят кошаки!

А вас кошки, ложась на ноут, тоже набирают таинственные послания? )))

---

Отличный перевод!

21.03.2013 в 20:36

Пишет  ripplesofinnersea:

Sometimes Only a Starbucks Latte Will Do
Название: Иногда пойдет только латте из Старбакс
Автор: sonofabiscuit77
Переводчик:  ripplesofinnersea
Бета:  I am nasty,  Trinette
Разрешение на перевод: получено
Размер: миди, 8634 слова
Персонажи: Джастин, Брайан, Гас, Линдси
Категория: слэш
Жанр: юмор, ангст
Рейтинг: PG-13
Таймлайн: постканон
Краткое содержание: Мне точно светит большой пирожок, когда психолог узнает, что мы вместе бежим чертов марафон – она мне постоянно советует проводить больше времени с отцом, на что я всегда парирую: «Вы бы так не настаивали, если бы знали его».

Часть 1


POV Гаса

Меня разбудил звук сотового, настойчиво трезвонившего где-то на полу. Открываю глаза. Черт, где я? Неожиданно осознав, что я голый, и другое голое тело – дополненное длинными блондинистыми волосами – лежит рядом, я вспомнил... О, да. Эми Грант. Прямой по воротам, как говаривал мой британский друг Джейкоб (не то, чтобы я знал, какого хрена это значит, но звучит клево).
Тем временем телефон прекратил звонить, только чтобы начать снова: кто бы это ни был, он не собирался сдаваться, так что я взял трубку.
– Мм?
– Надеюсь, ты не всегда так отвечаешь по телефону.
Здорово. Отец. Именно этого мне сейчас и не хватало. И когда они с Джастином вернулись в город?
– Что...
– Я записался на марафон в этом году и хочу, чтобы ты бежал со мной. Что скажешь?
Какого хрена?
– Если скажешь да, я повешу трубку и оставлю тебя в покое.
– Да.
Он повесил трубку. Я уронил сотовый на пол и забрался обратно под одеяло. Пятью минутами позже я снова спал.

***

Шесть часов спустя я как ни в чем ни бывало (за исключением адского похмелья) после ночных приключений устроился дома на кухне и наблюдал за матерью, раскладывающей по тарелкам картофельные оладьи, яйца и сосиски. С начала романа с Джанис она пребывала в необычно хорошем настроении.
Мать поставила завтрак на стол, и я сверкнул в благодарность своей лучшей сыновней улыбкой. Иногда в проживании дома могут быть свои преимущества. Иногда.
Она улыбнулась в ответ и небрежно чмокнула меня в щеку, поворачиваясь, чтобы занять свое место:
– Ой, я почти забыла – твой отец и Джастин звонили утром.
– Да?
– Они отлично провели время. Джастин рассказывал, что они объездили почти весь мир: Европа, Азия, даже Россия – Москва и Санкт-Петербург. Я всегда хотела туда поехать... Только представь: быть в окружении всей этой потрясающей истории и красоты...
Я на время отключился. Мне ну совсем неинтересны родительские приключения в медовый месяц, тем более Джастин все равно потом расскажет о них в подробностях.
– ...Должна сказать, я была удивлена, что он зарегистрировал на марафон и тебя – я думала, что регистрация была закрыта еще несколько месяцев назад, но у Брайана, как всегда, есть какой-то знакомый, который...
Опа! Погодите-ка минутку. Какого черта?
– Что? – я так и не донес вилку до рта. – Мам, о чем ты говоришь?
– Думаю, хорошо, что ты согласился. Для вас обоих будет полезно проводить больше времени вместе, хотя, конечно, тренировок будет много: двадцать шесть миль – это не совсем прогулка в парке...
– Мам, – резко прервал я, откладывая вилку в сторону, – я понятия не имею, о чем ты говоришь, и не собираюсь бежать никакой марафон.
– А, – ее легкое удивление сменилось веселой улыбкой, – ну, в таком случае лучше позвони отцу и скажи об этом.
Черт. Я быстро поднялся и схватил телефон.
– Пап? – произнес я требовательно, как только на другом конце линии ответили.
– Нет, его нет. Это я.
– Джастин, что там за ерунда насчет меня и отца на марафоне?
– А, вот оно что, – в голосе насмешка, вот скотина. – Брайан вбил себе в голову, что он будет бежать Нью-Йоркский марафон, и хочет, чтобы ты бежал с ним. Он сказал, что ты согласился. И уже зарегистрировал вас обоих.
– ЧТО? – я практически кричу. – Я никак не мог согласиться! Я с ним даже не разговаривал с тех пор, как вы вернулись!
– Ну, он мне сказал, что разговаривал. Кажется, этим утром – не знаю, я еще спал.
Но... черт! Я вспомнил: комната в общаге Эми Грант... я... мой телефон звонит... я отвечаю... голос отца... я от него отделываюсь...
Черт! Вот вероломный ублюдок. У него совсем совести нет.
– Теперь вспоминаешь? – поинтересовался Джастин
– Ага, – я горестно вздохнул и плюхнулся в ближайшее кресло. – Но я правда не хочу. Джастин, скажи ему? Скажи ему, что...
– Гас.
– Что?
– Перед тем как уйти, он велел передать, что вы увидитесь завтра на первой тренировке в шесть утра. Прости, – он повесил трубку.
Я был в полной заднице.

***

Конечно же, отец появился ровно в шесть, ворвавшись в комнату, когда я еще наполовину спал, и стаскивая с меня одеяло с раздраженным:
– Какого черта ты еще не готов?
– Потому что я никуда не иду! – отпарировал я, пытаясь отнять у него одеяло. – Ты меня обманул!
Он ухмыльнулся, абсолютно довольный собой:
– Ага. Вот что происходит, когда целую ночь шатаешься где-то.
– Ты такой лицемер. Будто сам так не зависал тысячу раз.
Отец пожал плечами, все еще в восторге от своего «остроумия»:
– Одевайся давай. У меня телефонная конференция в восемь.
Он проследовал вон из комнаты, все еще сжимая в руках одеяло. Мгновение я задавался вопросом, издеваются ли другие родители так же над своими детьми, а потом вылез из постели.

***

Погода была не из приятных. Мы пробежали несколько кварталов наряду с удивительно большим количеством других бегунов (или, как я мысленно их называл, идиотов), прогуливающихся несмотря на дикий холод. Помню, раньше я некоторым ухмылялся, когда возвращался под утро из клуба домой, спотыкаясь и пьяный в жопу. А теперь я один из них. Боже.
Мы с отцом не разговаривали, пока бежали, но для нас это нормально. Мы никогда особо не разговаривали: Джастин говорил за всех, и мы с ним просто позволяли отцу вставлять саркастические, предположительно остроумные ремарки. Через несколько кварталов мы притормозили немного, и он повернулся ко мне, подняв брови:
– Ты в порядке?
– Ага, – кивнул я, задыхаясь и с радостью замечая, что он дышит так же часто.
Он улыбнулся неожиданно, мимолетно и саркастично, и, протянув руку, похлопал меня по плечу:
– Тебе ведь придется рассказать своему мозгоправу о нашем семейном сближении? Может, получишь вкусный пирожок.
Я оттолкнул его руку, на что он только ухмыльнулся, и мы двинулись снова. Он, скорее всего, был прав насчет психолога. Мне точно светит большой пирожок, когда она узнает, что мы вместе бежим чертов марафон – она мне постоянно советует проводить больше времени с отцом, на что я всегда парирую: «Вы бы так не настаивали, если бы знали его».
– Тебе нужно бросить курить, – произнес он между частыми вдохами. Заметьте, с совершенно серьезным выражением лица.
– Ну да, а тебе нужно было позвать с собой Джастина.
– Джастин бегает, как девчонка.
– Правда? – я нахмурился, пытаясь вспомнить, видел ли я когда-нибудь, как бегает Джастин.
– Правда.

***

Добежав до дома, мы с отцом поднялись в их с Джастином пентхаус. В лифте он повернулся ко мне с самодовольной улыбкой:
– Кажется, все прошло нормально, как думаешь?
Я слабо кивнул, чувствуя, как дрожит все внутри и горят мышцы ног от непривычной нагрузки.
Когда мы оказались в квартире, отец, игнорируя меня, направился прямо в душ. Он монополизировал всю питьевую воду на пробежке, поэтому я добрел до холодильника и, достав бутылку, опорожнил ее одним долгим жадным глотком.
– Привет! Хорошо побегали? – Джастин вошел в кухню со стопкой журналов в руках, раздражающе бодрый в такой ранний час.
Я кинул на него сердитый взгляд:
– Нет. И почему ты не спишь? Ты никогда так рано не встаешь.
– Разница во времени.
– А, точно. Это было отстойно. И больше я не пойду.
– Удачи в разговоре с отцом. Он совершенно зациклился на марафоне, это словно второй Либерти Райд...
– Что?
– Неважно. – Он улыбнулся бегло, – древняя история. – Ага, «древний» самое подходящее слово.
Джастин бросил один из журналов на стол передо мной:
– Страница шестьдесят четыре, раздел общественных новостей. Там описание свадьбы и фотографии. Твой отец выглядит круто, а вот я выгляжу словно злобный гномик-гомик.
Я подхватил журнал, перелистывая страницы.
– Пожалуй, пойду присоединюсь к Брайану в душе, – с ухмылкой он покинул комнату.
Брр, и что это за мир такой идиотский, где мой отец средних лет ведет более насыщенную половую жизнь, чем я ?
Я открыл страницу шестьдесят четыре, на которой была напечатана какая-то подхалимская статья о последней выставке Джастина и отцовском бизнесе. Журналист отозвался о них как о четвертой наиболее влиятельной гей-паре в городе. И кто это решает? Отец наверняка уже разрабатывает стратегию убрать с дороги три другие пары. Я взглянул на фото: он выглядел нормально (для немолодого парня) – он всегда получается на фото хорошо, как и я, в отличие от Джастина, который был прав насчет злобного гномика-гомика.
Первый раз за утро я выдавил улыбку.

POV Джастина

– Джастин?
Я подпрыгнул от неожиданности и обернулся. Гас стоял, прислонившись к косяку. Прошло несколько дней с тех пор, как мы виделись после их «тренировки», и, по словам Брайана, он не отвечал на звонки. Бог знает, почему Гас сейчас в моей мастерской...
– Разве ты не занимаешься в театральной студии в это время?
– Нет, она была в прошлом семестре, – ответил он с наигранной легкостью, которая явно выдавала ложь. Я решил пока не заострять на этом внимание: в конце концов, не сказать, чтобы я сам раньше никогда не прогуливал.
– Что ты пишешь? – он махнул рукой в сторону полотна, над которым я работал.
– А на что похоже, как думаешь?
Он пожал плечами:
– Машина?
Я довольно улыбнулся:
– Точно. Поверить не могу, что ты это увидел. Мы еще сделаем из тебя ценителя искусства, – он слегка наморщил нос, и я рассмеялся. – Это будет джип Брайана, – я указал на черно-оранжевое пятно в центре полотна. – Тот самый, в который врезался отец, когда прознал о нас двоих. А вот эта часть, – я показал в сторону коричнево-зеленой области, – это Корвет, на котором он ездил после. Я задумал написать что-нибудь предметное – как бы ретроспективу наших жизней, но через машины.
– О, – кивнул он, – будет классно. Как ты ее назовешь?
– Пока «В движении». Как тебе?
Он опять пожал плечами:
– Как-то фигово.
Я рассмеялся и отошел к мойке в углу студии, чтобы помыть руки – все равно поработать больше не удастся.
– А вообще, что ты здесь делаешь? Если пришел с намерением убедить меня поговорить с отцом о марафоне, то ты зря тратишь время.
– Мне уже звонила его помощница! – в голосе Гаса слышалось отчаяние. – Она начала готовить для нас программу тренировок, поэтому хотела знать, когда у меня пары рано начинаются, чтобы совместить мое расписание с отцовским! – По правде говоря, я нисколько не был удивлен таким новостям. Действовать подобным образом было характерно для Брайана. – Джастин, помоги мне – ты не поверишь, чего мне стоило не послать ее куда подальше, хотя она не виновата, что работает на сумасшедшего!
– Гас...
– Но ты же можешь убедить его не заставлять меня, – умолял он. – Он тебя слушает. Вы двое, типа, женаты!
Я пожал плечами. Честно говоря, мне наш брак все еще казался совершенно сюрреалистичным. Обряд, конечно, был сказочный, мы дали обеты, соединившие нас на всю оставшуюся жизнь. Самым странным в этом оказались не клятвы – Брайан для меня всегда был единственным – а тот факт, что теперь мы стали как и все остальные: женаты...
Тем временем, Гас глядел на меня взглядом побитого щенка. Ладно, может, и была крохотная частица правды в том, что «Брайан прислушивается к Джастину», чем он рассчитывал воспользоваться, но я не собирался в это влезать – не тогда, когда Брайан был так поглощен своей идеей. Как бы я ни любил Гаса, его отец – Брайан, и если он так по-сумасшедшему одержим картиной, как они вместе бегут в рассвет, то я не собирался ее портить.
Со вздохом я выключил воду:
– Слушай, Гас, я понимаю, что тебе не нравится это мероприятие, но думаю, что тебе нужно в нем поучаствовать, правда.
– Почему? – требовательно спросил он, умоляющего щенячьего взгляда как не бывало.
– Все, что происходило с твоим отцом с прошлого лета было очень важно – жизненно важно – для всех нас. Но особенно для него. – Я сделал паузу, медленно вытирая руки потрепанным полотенцем, которое держал возле мойки, – он заботится о своем здоровье; думаю, ему наконец удалось признать тот факт, что он не неуязвим...
– Но разве участие в марафоне не еще один способ доказать, что он как раз-таки неуязвим?
– Да, может быть, но это лучше, чем выпивать бутылку виски за вечер или работать по восемнадцать часов в день, семь дней в неделю? – я отбросил полотенце, двигаясь ближе к Гасу. Он выглядел, будто и правда пытался осознать услышанное. – Брайан... ему нужна конкуренция, он стремится добиться большего, быть успешнее, лучше. Доказать что-нибудь. Он такой, какой есть. Раньше в Питтсбурге я постоянно наблюдал за тем, как он ведет себя со всеми теми парнями, доказывая, что он лучший жеребец. А потом он стал слишком взрослым для этого, он вырос... И еще встретил меня, – я самодовольно улыбнулся. – Так что он стал конкурировать в бизнесе, делая то же самое – доказывая себе, что он самый крутой рекламщик в Нью-Йорке, самый лучший бизнесмен. Вот почему он заработал столько денег. Черт, да мы оба заработали! – я ухмыльнулся, вспоминая дурацкую статью в журнале. – Это, должно быть, одна из причин, почему мы четвертая по влиятельности гей-пара в городе.
Гас отошел к старым незаконченным полотнам возле стены. На меня он не смотрел.
– Ладно, но я все равно не понимаю, почему я должен с ним бежать? Он хочет – да пожалуйста! Почему я не могу поддержать его с трибуны?
– Потому что ему нужен ты. Он хочет, чтобы ты бежал с ним. Не знаю, он видит это важным для отношений отца и сына, как то, что вас сблизит, – я вспомнил слова Брайана на новогодней вечеринке : «Я принимаю все эти решения, ты знаешь, какие – не работать так чертовски много, проводить больше времени с Гасом, посвящать больше времени нам с тобой – но где-то по пути к исполнению все вечно идет не так...». Брайан ничего не делает вполсилы. Он не может просто повести Гаса на бейсбол – парень не слишком-то увлекается бейсболом, а Брайан его ненавидит, но смысл понятен – не может просто провести время с сыном, о нет, ему нужно сотворить что-нибудь грандиозное, что-нибудь театральное – отсюда и проклятый Нью-Йоркский марафон. Подозреваю, он считает, что нет ничего лучше двадцати шести миль кромешного ада (не говоря уж о бесконечных часах тренировок), чтобы объединить двоих людей.
Я наблюдал за отошедшим к окну Гасом, который, казалось, колебался: подо всей бравадой, воинственностью и гонором, он был хорошим парнем. Его жизнь никогда не была легкой: развалившийся брак Мел и Линдси, переезд из Канады в Нью Йорк, замужество матери за Эндрю, а потом Мэри (смена полов партнеров запутает даже такого сексуально просвещенного ребенка, как Гас), и, в довершение всего этого, постоянная драма наших с Брайаном отношений в бесконечной мыльной опере совместной жизни... И Брайан удивлялся, почему он посещает психолога с семнадцати лет.
– Гас? – позвал я его. Он стоял, глядя на улицу – высокая фигура, залитая солнечным светом. Наблюдая за ним издалека, я был поражен, как это часто бывало, насколько он похож на своего отца.
А затем он развернулся ко мне, и впечатление рассеялось... Гас был самим собой, причем в детском истерическом припадке.
– О Господи, ну ладно! Ладно, я это сделаю. Но ты будешь мне должен – ты правда будешь мне должен, Джастин.

***

Следующим вечером у нас с Брайаном был ужин с Гасом, Линдси и ее новой подружкой, Джанис, по поводу чего Линдси переживала всю неделю. Она беспокоилась, что как только Джанис встретится с нами, то сбежит (даже представить не могу, почему), и составила список разрешенных и запрещенных тем для разговоров: последних было гораздо больше, чем первых. Как бы то ни было, все шло неплохо, и Брайан вел себя отлично, пока в середине второй перемены блюд Джанис не задала Гасу вопрос, который бесит его всегда:
– Ты с кем-нибудь сейчас встречаешься, Гас?
– Нет.
– Как? Такой симпатичный и умный студент, и один? – продолжала Джанис, абсолютно не обращая внимание, в какую огромную яму себя загоняет. Она казалась необычно мягкой – все подружки Линдси (в отличие от бойфрендов) как правило относились к категории "Первоклассная Мел" – то есть были привлекательными, умными, жесткими и конфликтными. Помимо этого все они без исключения мгновенно проникались нелюбовью к Брайану – и всегда взаимно. – У тебя нет подруги? Бойфренда? – добавила она.
– Мой сын не заводит подружек или бойфрендов, он не верит в отношения, – вставила Линдси, поворачиваясь к Джанис с примирительной улыбкой.
– И кто меня в этом упрекнет, если перед глазами такие потрясающие модели поведения, как ты, отец и Мел? – отпарировал Гас, отклоняясь в направлении запрещенных тем для разговоров.
– Сынок прав. Он чертовски молод для подобной ерунды.
Сердито взглянув на Брайана, Линдси повернулась ко мне с притворно милой улыбкой:
– Джастин, напомни, сколько тебе было лет, когда вы с Брайаном встретились?
– Семнадцать.
– Тебе было семнадцать? – удивленно спросила Джанис. Я подавил желание закатить глаза и улыбнулся ей как можно дружелюбнее. И почему на всех это производит такое впечатление? Уверен, я не единственный, кто встретил свою вторую половину – обожаю использовать эту фразу, она здорово бесит Брайана... хотя теперь я могу называть его мужем, что звучит совсем непривычно – в семнадцать лет. Как насчет тех ненормальных южан, которые женились на своих шестнадцатилетних двоюродных сестрах – или низкопробные ток-шоу все врут?
– Вы, наверное, уже очень давно вместе? – продолжала она, на что Брайан чуть не подавился минералкой, а я сморщил нос: это намек, что я старо выгляжу? Новый крем от морщин определенно не стоит своих денег.
Как в высшей степени вежливый и радушный хозяин (кто-нибудь из нас должен им быть), я замаскировал раздражение своим лучшим мечтательным взглядом:
– Мы вместе почти двадцать лет. И каждый год наполнен такой радостью, любовью и счастьем, что ты не поверишь, Джанис. Правда, дорогой?
Я повернулся к Брайану, который в ответ на мой обожающий взгляд сардонически искривил рот:
– О да, чистое блаженство, Солнышко.
За сим я встал принести еще вина – мне правда нужно было еще выпить. Знакомство с новыми людьми требует столько усилий, особенно когда это пара другого человека. Честно говоря, не знаю, как Линдси умудряется, но со времени разрыва с Мэри года три назад она почти каждый месяц встречается с кем-то новым. Не помню, был ли я хоть раз на настоящем свидании за всю свою жизнь, но если и выпадал редчайший случай (в один из наших с Брайаном разрывов), то это было отвратительно. Теряешь кучу времени, притворяясь, что испытываешь интерес, выслушивая скучные истории из жизни и печальные рассказы о прошлых отношениях... когда в любом случае ты в конце оказываешься с ними в постели и больше никогда не видишь.
– Помощь не нужна... дорогой?
Я поднял глаза. Брайан, переставив тарелки в мойку, встал прямо позади меня, пока я пытался открыть бутылку нашим ультрасовременным и совершенно бесполезным штопором.
– Нет, – коротко ответил я.
Он протянул руку, чтобы взять бутылку, обхватывая меня и пристраивая подбородок у меня на плече.
– Подозреваю, то, что ты так тормозишь в обращении со всякими современными механизмами, должно отбивать у меня желание, но это до странности заводит, – поделился он наблюдением, легко выкручивая пробку.
– Я не торможу! Это твоя вечная привычка покупать всякую дорогущую ерунду, – я указал на хитроумное устройство. – Если бы у нас был нормальный штопор за пять долларов, как у нормальных людей, я бы сейчас не загнал пробку в бутылку красного вина за сто пятьдесят долларов!
Рассмеявшись, Брайан отодвинул открытую бутылку.
– Не загнал. К счастью, мне удалось спасти ее от подобной судьбы, – он наклонил голову для поцелуя.
– Ммм, – протянул я, чувствуя, как угасает раздражение под лаской его языка. Я развернулся и обхватил ладонями его лицо, он притянул меня ближе... Мы целовались, медленно, блаженно, прижимаясь бедрами друг к другу.
– Сколько еще осталось до того, как они уйдут? – пробормотал я, когда мы наконец расцепили объятия.
– Еще часа два, по меньшей мере.
Я тяжело вздохнул и отстранился.
– Иди к ним, отнеси вино. Я останусь здесь, пока стояк не пройдет.
– Ты просто подумай о Линдс и Джанис в постели. У меня сработало.
– Черт, до чего же ты гадкий.
Он рассмеялся и вышел. В аэропорту Хитроу во время бесконечного ожидания рейса в Москву я читал книгу какого-то британского сверх-литератора нетрадиционной ориентации. Текст в основном был скучным, но одна цитата зацепила взгляд: «При виде него сзади у меня все так же вырывался слабый звук – наполовину стон, наполовину вздох восхищения и вожделения. Это был любви восторженный фокус на ясном объекте посреди размытого фона». В тот момент я поднял глаза и увидел Брайана на другом конце переполненного терминала... Рядом с ним могла бы стоять Королева Англии (ладно, вряд ли, если учесть, что сейчас она прикована к постели), но мои глаза все равно видели бы только его, искали бы только его... То, о чем в точности написал англичанин: «...любви восторженный фокус на ясном объекте посреди размытого фона».
Наблюдая, как он возвращается в гостиную, я чувствовал это. Даже спустя почти двадцать лет я все еще чувствовал желание... восхищение... любовь... которые превращали всё вокруг него в белый шум. Я улыбнулся про себя вслед удаляющейся фигуре: может, Брайану и сорок девять, но никто не носит джинсы так, как он.

POV Гаса

Спустя неделю наша тренировочная программа началась по-настоящему, когда отец привел меня в зал и познакомил с...
– Привет! Я Кентон. Я буду вашим тренером!
– Привет, – слабо отозвался я, пока он снисходительно меня оглядывал. Как все личные тренеры, он состоял из одних мышц и был, конечно, стопроцентно голубым. Потом он показывал нам упражнения, в основном состоящие из поз задницей кверху, выкрикивая: «Марафонец – это состояние души!».
– Лет пять назад я бы затащил его в парную, – неизбежно прокомментировал отец, разглядывая задницу Кентона, которой тот продолжал вертеть в нашем направлении.
– Ну, а если ты сделаешь это сейчас, я расскажу Джастину. Вы вроде как женаты, помнишь?
Отец с отвращением покачал головой.
– И с каких это пор мой сын стал таким ханжой?
Я закатил глаза. Только он способен уравнять ханжество с нежеланием слышать отвратительные подробности из интимной жизни одного из своих родителей.
Кентон закончил с упражнениями и, вскочив на ноги, стал изображать бег на месте, сигналя нам повторять за ним, что мы и проделали, но с гораздо меньшим энтузиазмом. Час спустя он сделал ошибку, причислив отца к тем, «кому за пятьдесят», к моему великому удивлению. Ха! Два часа спустя отец его уволил. Ха-ха два раза!
К несчастью, позже во время одной из наших пробежек я обнаружил, что некоторые уроки Кентона все-таки оказали на него влияние – когда он проинформировал меня, что с этого момента мне следует отказаться от алкоголя.
– Ты ведь это не серьезно, правда?
– Конечно, серьезно.
– Слушай, только потому, что тебе пришлось это сделать, я не должен поступать так же. Это абсолютно несправедливо. Мне уже пришлось бросить курить.
– Гас, – применил он свой дико раздражающий терпеливый тон, – ты ведь хочешь пробежать сентябрьский марафон? – я кивнул. Мы зашли уже слишком далеко, и теперь ни за что не отступимся – единственное, в чем мы с отцом сходились во мнениях. – Значит, придется кое-чем поступиться.
– Я не собираюсь отказываться от алкоголя, – повторил я упрямо. – Только представь, что бы ты ответил, будучи студентом, если бы тебе сказали перестать пить.
Мгновение он смотрел на меня, потом неожиданно улыбнулся, понимая.
Мы уже заканчивали пробежку, заворачивая за угол на их с Джастином улицу, ускоряясь, как обычно, и были примерно в полутора кварталах от дома, когда...
ШШШУУУХ!
Мы замерли на месте.
Воздух вокруг, казалось, вибрировал. В ушах звенело, ток крови оглушающе пульсировал в моей голове.
А потом я расслышал голоса кричащих людей, вой автомобильных сигнализаций...
Рука отца вцепилась в мое плечо с силой, способной оставить синяки. Дрожа, я поднял взгляд. Его лицо было белым как мел.
– Пап? – мой голос звучал как странное скрипучее эхо.
Над нами и вокруг заворачивались ленты серого и черного дыма, уносясь в небо.
– Пап? Это что... была бомба?
Не ответив, он сорвался с места и унесся прочь. Я сглотнул, сжимая кулаки, и помчался за ним.

Часть 2

POV Джастина

Я встал спустя несколько минут после того, как Брайан ушел, намереваясь еще поработать над «В движении». Этим утром на меня нашло вдохновение, но теперь, стоя перед незаконченным полотном, я чувствовал, что вся творческая энергия иссякла. Подойдя к окну, я прислонился лбом к стеклу и поглядел на улицу. Мы жили достаточно высоко, и было видно, как солнечные лучи отражаются в небоскребах Среднего Манхэттена. Я прикрыл глаза, чувствуя их тепло на лице. Неожиданно захотелось быть там, снаружи, и, захватив старый запятнанный краской свитер и ключи, я вышел из студии, в настроении для большой кружки тройного латте с корицей.
Очередь в «Старбакс» оказалась длинной. Я раздраженно глянул на часы: 7-35 утра. Я идиот – вышел, как раз когда утренняя толпа покупает свои латте/эспрессо, прежде чем нырнуть в метро. Брайан и Гас должны были уже вернуться, и если я не продвинусь дальше, то пропущу утренние ласки от восхитительно разгоряченного Брайана. Я выглянул из-за плотного одышливого парня, стоящего впереди. Как и следовало ожидать, кассирш было только две, и одна из них явно проходила стажировку, так как постоянно спрашивала совета у коллеги по поводу каждого чертового действия.
Получив наконец свой кофе, я повернулся... и вдруг раздался невероятный оглушительный взрыв.
На мгновение «Старбакс» затих, слышалась только ужасная музыка, которой они мучают уши посетителей больше тридцати лет.
А потом... шум.
Много шума.
Визг, крики, автомобильные сигнализации. Все рванулись к дверям; мы с тем парнем, что стоял впереди меня, впечатались друг в друга, проталкиваясь наружу.
Люди высыпали на улицу из кафе, магазинов, машин... и, замерев, глядели на одно и то же.
Плотное облако темно-серого дыма, зловеще собирающееся в паре кварталов отсюда...
– Кто-нибудь, позвоните 911!
Я огляделся. Это просто кошмарный сон. Просто посттравматическое воспоминание о взрыве в Вавилоне.
Не в силах сдвинуться с места, я слушал разговор того одышливого парня:
– Взрыв. Да. Леонард стрит. Я вижу огонь и дым. Да, правильно...
Леонард стрит?
Наша улица.
Моя и Брайана.
Брайан...
Стискивая свой латте в ладони, я заковылял по проезжей части. Траффика не было, все машины остановились, их пассажиры рассыпались по дороге...
Я, как зомби, следовал за толпой по направлению к клубящемуся дыму...
Пожалуйста, нет. Пожалуйста, Боже, пусть они пробегут пять миль, а не три, нет, пожалуйста... Пожалуйста, пусть они остановятся передохнуть... пожалуйста, Господи..
Я пробирался сквозь толпу... глаза щипало от пыли и дыма.
Тяжелая рука легла мне на спину:
– Отойдите назад, сэр!
Полицейский.
– Леонард? Какое здание на Леонард стрит? Я живу... я там живу.
Пожалуйста, нет, Господи, пожалуйста...
Он взглянул на меня, и я видел сочувствие в его глазах:
– Номер 22. Теперь отойдите назад, сэр, будьте добры. Мы эвакуируем весь квартал.
Остальное я не слышал.
Дом 22 по Леонард стрит.
Наш дом.
Мой и Брайана.
Брайан...
Латте выскользнул из моей хватки, плохо сидящая крышка упала...
Обжигающе горячее молоко впитывалось в джинсы, ошпаривая мою кожу...
Но я не почувствовал ничего.

POV Гаса

– Пап! Папа!
Горло саднило, будто я наглотался песка. Грудь разрывало от кашля, дым и пыль забивали рот, нос... из глаз текли слезы. Черт, где же отец?
Это был хаос. Будто последствия бомбежки, которые показывают по телевизору. Будто сюжет одного из репортажей с Ближнего Востока. Люди, спотыкаясь, выходили из домов, машины остановились посередине дороги и сигналили друг другу. Все бежали куда-то, кричали и плакали... и посреди этого хаоса я потерял отца.
– Пап! – мое горло почти разрывало от крика. Я наконец попал на нужную улицу, следуя за знакомыми, но почти неопознаваемыми ориентирами отцовского квартала, все в ослепляющем дыму, в ушах еще звенит от взрыва...
А потом я увидел его.
Он растянулся на земле, словно просто упал... словно его подстрелили... и вглядывался во что-то...
Я посмотрел вверх, следуя за его взором: Боже мой... это было их здание, их чертово здание... Теперь я видел пламя, мое лицо практически ощущало его жар. О, Боже мой. Оно горело, оно правда горело. Где же пожарные?
Я разглядывал рушащийся фасад, чувствуя, как кровь отливает от лица и слабеют колени. Было жарко, так охрененно жарко. Люди на верхних этажах высовывались из окон, пытаясь вдохнуть, и кричали... кричали о помощи... Нет, я не собирался думать об этом, не собирался думать об отце, собирающемся на пробежку и оставившего Джастина в постели... О, Боже. Я отвел взгляд, меня мутило...
Я повернулся к отцу:
– Папа? Пап! Вставай! Нам нужно уходить. Здесь опасно, – я потянул его за руку.
– Нет, нет, нет, нет... НЕТ!
Он едва ли меня видел, отталкивая прочь. Слезы текли по моему лицу, пока я пытался поднять его на ноги – одеревеневший, мертвый груз. Я крепко зажмурился и потащил его назад. Задыхаясь, кашляя и захлебываясь... я тянул его, ощущая, как его тело вздрагивает, напрягается, пытаясь высвободиться. Бездонное чувство ужаса начало захлестывать меня. Я хотел к маме. Я хотел, чтобы она появилась и сказала: «Все в порядке, милый, не волнуйся, все в порядке...»
– Бра... Брайан? О Господи, Брайан!
Я замер.
Джастин.
Возникший из дыма позади меня. Его лицо, красное и перепачканное в пыли и саже, как и лицо отца, было совершенно безжизненным.
– Брайан? – он шагнул вперед и ухватился за него, оседая рядом на землю, слезы текли по щекам. – Я думал... думал, что ты там...
Отец, казалось, ожил, метнулся к Джастину и сжал его в объятиях. Я слышал, как он то ли всхлипывает, то ли давится кашлем ему в плечо. Джастин поднял голову и посмотрел на меня, исступленно улыбаясь сквозь слезы:
– О Господи, Гас... – он сжал в кулаке мою футболку, – Гас...
– Я думал, что ты мертв, – мне хотелось его встряхнуть.
Джастин засмеялся, его дрожащий голос доносился словно не отсюда:
– Я пошел в «Старбакс», там была такая медленная кассирша, и очередь почти не двигалась...
Он отпустил меня и снова вцепился в отца. Они смотрели друг на друга, ничего не замечая. Я отвернулся, смущаясь откровенной жажды в их глазах.
Когда я повернулся обратно, они целовались.

***

Мать прыгнула на меня, как только мы, пошатываясь, появились в дверях. Ее глаза были красными, лицо залито слезами и в уродливых припухших пятнах.
– Гас, о, Гас! О, сынок! – она заключила меня в объятия и разрыдалась.
– Какого черта ты не отвечаешь на звонок? – она подняла голову, сверкнув глазами на отца, в голосе истерика.
– Я отключил телефон, – ответил тот. – Рад видеть, как ты счастлива, что мы живы.
– О, Боже! Ты... ты придурок! – вскрикнула мать, падая в его объятия и еще сильнее заливаясь слезами.
Потом отец с Джастином куда-то исчезли, а я повалился в свое кресло на кухне. Мать налила мне кофе, который я с благодарностью принялся глотать. Я чувствовал себя опустошенным и измученным, в груди болело и в глаза будто песка насыпали. Мне все еще было трудно поверить, что я только что видел, как дом отца и Джастина взлетел на воздух. Все, что у них было... все работы Джастина, его студия... вся их собственность... все просто исчезло.
Мать примостилась рядом и взяла меня за руку. В ее глазах вновь стояли слезы.
– Мам, я просто... если бы мы были быстрее... если бы мы выбежали на пять минут раньше, мы были бы там, мам...
– Не думай об этом, – раздался голос отца.
Мы вздрогнули и подняли головы. Он выглядел все еще хреново, но спокойнее, не тот зомби с пустыми глазами, распластанный на земле и выкрикивавший в небо свое горе.
– Ты в порядке, сынок? – он слегка взъерошил мне волосы, как раньше, когда я был маленьким.
Я сглотнул и кивнул. Мать поднялась и обхватила его рукой:
– Как Джастин?
– Нормально. Приводит себя в порядок, – отец отстранился. – Кофе есть?
Мать кивнула:
– Джастин будет?
– Да.
Он взял у матери чашку – его собственную, мой подарок столетней давности, с надписью «Самый лучший в мире папа». Да, я был намного младше, когда ее купил.
– Пап?
– Что?
– Что ты будешь теперь делать?
– Улаживать все. Что еще я могу сделать? – он вздохнул и принялся опустошать карманы своих тренировочных штанов, выкладывая на кухонный стол сотовый, кошелек, ключи, два презерватива (два?) и смазку.
– Ты бегаешь со всем этим в карманах? – поинтересовалась мать, неуверенно улыбаясь сквозь слезы.
– Надо быть готовым на все случаи жизни, Линдс.
Он включил телефон. «У вас 34 новых сообщения».

***

Час спустя, приняв душ, мы собрались возле телевизора. Я втиснулся в кресло рядом с матерью, ее рука крепко обнимала меня за плечи. Я чувствовал... Не знаю, что я чувствовал, все было до странности нормально. Отец разговаривал по телефону со своей бедной ассистенткой Элисон (той, с которой я чуть не разругался по поводу нашего тренировочного расписания). Он снова звучал, как мой отец, полностью восстановившийся, «не пудрите мне мозги» отец.
– Что? Нет, к черту страховку, этим Теодор занимается. Нет, у тебя есть дела поважнее. Ты меня слушаешь? Так, давай дуй к Армани, спроси Бертрана. Скажи ему, это для меня. Мне нужно все – вся коллекция: брюки, костюмы, рубашки...
Я отключился от разгорающегося модного кризиса. Отец и Джастин были вынуждены одолжить у меня одежду; и если папа выглядел нормально в дизайнерских брюках и рубашке, подаренной им и еще ни разу не надетой, то для Джастина все мои брюки были слишком длинными.
– Когда ты там закончишь, езжай в Сакс, спроси Лестера – мне нужна повседневная одежда. И скажи ему, что Джастину тоже кое-что нужно. Лестер размер и его предпочтения знает... А, и еще: пусть закажет обувь из той новой коллекции Гуччи...
– Что у тебя с ногами? – прервался отец посреди разговора.
Я поднял глаза. Джастин стоял в дверях, одетый в мои старые мешковатые шорты (очевидно, единственное, что ему подошло) и еще более старую рубашку. Он выглядел как чей-то умственно отсталый родственник. Но отец смотрел не на это: ноги Джастина были покрыты спереди небольшими опухшими красными пятнами, похожими на ожоги.
Тот смущенно пожал плечами:
– Линдс, у тебя есть лед?
Она кивнула и пошла на кухню.
– Что случилось? Я думала, что тебя не было рядом, когда... ну, ты понимаешь.
Мать вернулась и принялась прикладывать лед к ожогам морщившегося Джастина.
– Не было. Это все тройной латте с корицей.
Я подавил взрыв смеха:
– Ты обжегся кофе?
– Случайно выронил, от потрясения.
Я повернулся обратно к телевизору, по которому все еще показывали картины разрушенного дома отца и Джастина: «Взрыв в роскошном жилом доме в Трайбеке унес жизни 13 людей, и еще больше ранены. Хотя власти пока не называют причину ужасного несчастья, предварительные отчеты указывают на возможность террористической атаки... наш репортер, Питер Кокрофт, сейчас на месте происшествия на Манхеттэне, где местные жители все еще приходят в себя от последствий трагедии...»
– Какого черта террористы будут взрывать ваше здание? – я повернулся к Джастину, который осторожно менял положение на диване, одной рукой придерживая пакет со льдом. – Эй, может, один из ваших соседей был агентом? Спорим, это тот придурок, который живет в подвале?
– Ты понимаешь, что этот придурок, возможно, мертв?
– Не в том случае, если он агент. Если он не террорист-смертник, конечно.
– Гас! – мать с упреком посмотрела на меня.
Отец оторвался от телефона.
– В этой стране все журналисты – чертовы идиоты. Это не террористическая атака, это взрыв газа. Тед узнал от своих контактов в Пожарном управлении.
– Взрыв газа?
– У Теда есть контакты в Пожарном управлении?
Вопросы Джастина и матери прозвучали одновременно. Отец ухмыльнулся:
– Да, Линдс, взрыв газа. И да, Солнышко, по-видимому, у Теодора там бойфренд.
– Я надеюсь, они не развяжут войну из-за этого газа, – покачивая головой, серьезно произнесла мать своим «проклятые республиканцы» голосом.
Но мне было интересно не это – у дяди Теда бойфренд в Пожарном управлении?

POV Джастина

Обожженные ноги пульсировали. Я уже использовал два пакета со льдом, и третий быстро таял на моей коже. Телевизор бормотал что-то на заднем плане, снова и снова показывая то, что осталось от нашего дома. Линдси и Гас куда-то исчезли, но Брайан все еще разговаривал по телефону. Он стоял у окна, запуская пальцы в волосы, обручальное кольцо блестело в солнечном свете. Любви восторженный фокус на ясном объекте посреди размытого фона. Я улыбнулся про себя. Хотя я по-прежнему верил: нам не нужны кольца и клятвы, чтобы доказать любовь друг к другу, мне нравилось видеть, что он носит свое – яркий откровенный символ партнерства, обладания, принадлежности...
– Из-за чего ты улыбаешься? – он повернулся ко мне.
– Из-за тебя, – ответил я.
– Из-за меня? Это не я выгляжу как нелегал среднего возраста из клипа про торчков.
– Я не выгляжу на средний возраст.
Он бегло улыбнулся:
– Нет, наверное, не выглядишь.
Я прикрыл глаза слушая, как он заканчивает разговор.
– Ты в порядке?
Поднимаю взгляд: он, пристроившись на подлокотнике дивана, смотрел на меня.
– Наверное.
Брайан кивнул и соскользнул на сидение. Расположив мои ноги на своих коленях, он забрал лед и теперь сам придерживал его.
– Я улыбался вот из-за этого, – я взял его левую руку, поглаживая пальцем обручальное кольцо. – Мне нравится видеть, что ты его носишь – напоминает мне, что ты весь мой. Не то, чтобы я нуждался в напоминаниях, – он закатил глаза в своей «будем-снисходительны-к-Джастину» манере и убрал руку. Я поднял свою, разглядывая. – Они почти единственное, что у нас осталось.
– Не думай об этом. Все можно заменить. Это просто вещи.
Я горько вздохнул:
– Ага, просто вещи.
Снова прикрыв глаза, я почувствовал, насколько измучен. День, казалось, длится вечность, но был только... сколько там времени..? Едва полдень? Все казалось совершенно нереальным. Я подспудно ожидал слов Брайана, что наш визит к Линдс и Гасу окончен, и водитель ждет, чтобы забрать нас домой... И мы поедем домой: войдем в квартиру, через коридор с темными паркетными полами пройдем в гостиную и, может, остановимся поцеловаться рядом с картиной с Гадким Голым Парнем... Или пойдем сразу в спальню и будем ласкать друг друга на кровати, которая была свидетелем сотен, нет, тысяч наших ласк... свадебная фотография будет смотреть на нас с прикроватного столика, а картина, которую Брайан купил на моей первой нью-йоркской выставке – со стены; его любимая картина, одна из лучших моих работ – та, которая была о нем, о нем и обо мне, о нас, потому что они всегда о нас...
– Джастин...
Я открыл глаза.
– Ты помнишь фото, которое Даф сделала на выставке ЛГБТ-творчества? Самое первое фото, на котором мы вместе? Я хранил его в ящике прикроватного столика... Или тот дурацкий рисунок с тобой, который я нарисовал для них, тот, что ты купил? Эти вещи – они значили что-то для нас, а теперь их больше нет. Я не смогу заново начать картину, над которой работал – «В движении», не смогу просто воссоздать ее. Ее не существует. Ничего больше нет. Ничего. Наконец я начинаю осознавать, Брайан – мы потеряли все.
– Не все.
Его слова ударили в меня с пронзительной силой памяти. Не все.
Он наклонился ко мне, пакет со льдом соскользнул на пол, мои руки обхватили его спину, и наши губы нашли друг друга. Поцелуй вернул меня на ступени «У Вуди», а вокруг торжествовала Либерти Авеню...
– Ты никогда не выходишь из дома так рано, – он отстранился, не отрывая взгляд.
– Просто захотел латте.
– Ты всегда варишь его в нашей кофе-машине.
– Иногда пойдет только латте из «Старбакс».
Брайан рассмеялся, почти истерично:
– Черт, им стоит использовать эту фразу как рекламный слоган. Я сделаю это бесплатно, – он притянул меня к своей груди, запуская пальцы в волосы, – Джастин, если бы...
Я быстро поднял голову, протянул руку, прерывая его, – Брайан, не надо. Пожалуйста, не говори так.
– Хорошо. Но ты знаешь, правда?
– Я знаю.

Эпилог

POV Гаса

Вечером накануне марафона мать приготовила нам с отцом специальный праздничный ужин. Точнее, он не был таким уж особенно праздничным, потому что мы все еще соблюдали нашу дурацкую диету – одна из многих причин, по которой я с таким нетерпением ждал наступление ПЧМ (После Чертова Марафона) части моей жизни.
Я был в своей комнате, пытаясь заниматься – точнее, лениво перелистывал страницы любимого «порнушника» (еще одно словечко Джейкоба, моего друга-британца), размышляя, удастся ли подрочить разочек, перед тем, как приедут отец и Джастин, но тут услышал домофон – очевидно, ответ отрицательный.
Со вздохом я поднялся, запихал слегка запятнанный и помятый журнал под матрац и пошел поприветствовать Джастина и отца/собрата-марафонца/проклятье своей жизни в одном лице.
– Что? – требовательно спросил я, увидев на лицах присутствующих широкие улыбки.
– Наша новая квартира готова! – засиял Джастин. – Мы наконец-то можем переехать из Сохо Гранд. Черт, дождаться не могу!
Ага, отец с Джастином разместились в Сохо Гранд, пока были бездомными, и, выслушивая их бесконечные стоны и жалобы, вы бы решили, что они живут в каком-нибудь захудалом мотеле, полном проституток и сутенеров, а не в роскошном бутик-отеле с отмеченными наградами барменами и шефом с мишленовской звездой. Лично я бы мог жить так вечно – только подумайте об обслуживании в номере. И, честно говоря, если бы они не были настолько требовательны к ремонтникам на новой квартире, то переехали бы уже вечность назад. Без обид.
Как бы то ни было, они купили нереально дорогой таунхаус в Челси в Историческом районе – выплаты по страховке, да и компенсация от газовой компании, были огромны. Джастин к тому же получил до хрена пиара оттого, что из-за взрыва потерял большинство своих работ, и тот же взрыв способствовал тому, что его работы поднялись в цене, так что... все возвращается на круги своя, правильно?
– Разве это не замечательная новость, Гас? – радовалась мать, открывая бутылку шампанского – которое мне нельзя было пить.
– Ага, классно, – пробормотал я без особого восторга, стараясь не замечать, что отец запустил руку Джастину в штаны.
– Жаль, что Джанис не смогла приехать, – продолжала трещать она. Я ушел от них в гостиную посмотреть что-нибудь по телеку.
– Ну так что, хочешь послушать о последнем проекте твоего отца?
Я взглянул вверх. Джастин последовал за мной и теперь стоял, перегнувшись через спинку дивана, с бокалом шампанского в руке.
– Что? – меня начало накрывать волной тихого ужаса. На свете существует столько чудовищных возможностей...
– Найам Клири – сенатор Найам Клири – освобождает пост по причине слабого здоровья и не участвует в следующих выборах. Она позвонила Брайану и предложила ему выставить свою кандидатуру.
– Она считает, что отец должен баллотироваться в Сенат? Типа, как сенатор Нью-Йорка? – в шоке, я выпрямился. Я знал, что у них с сенатором общие дела, отец работал над двумя ее последними кампаниями, но это было безумием.
– Что ты думаешь о стажировке в Вашингтоне? – подошел отец, одарив меня невыразимо самодовольной усмешкой.
Джастин повернулся к нему с дразнящей улыбкой:
– Ты еще не выиграл.
– Детали, Солнышко, это всего лишь детали, – отец крепко поцеловал его. – Как считаешь, Гас, ты готов быть сыном сенатора США?
Со стоном я упал обратно. И почему я не родился в нормальной семье?