21.03.2013 в 20:36
Пишет ripplesofinnersea:Sometimes Only a Starbucks Latte Will Do
Название: Иногда пойдет только латте из Старбакс
Автор: sonofabiscuit77
Переводчик: ripplesofinnersea
Бета: I am nasty, Trinette
Разрешение на перевод: получено
Размер: миди, 8634 слова
Персонажи: Джастин, Брайан, Гас, Линдси
Категория: слэш
Жанр: юмор, ангст
Рейтинг: PG-13
Таймлайн: постканон
Краткое содержание: Мне точно светит большой пирожок, когда психолог узнает, что мы вместе бежим чертов марафон – она мне постоянно советует проводить больше времени с отцом, на что я всегда парирую: «Вы бы так не настаивали, если бы знали его».
читать дальше
Меня разбудил звук сотового, настойчиво трезвонившего где-то на полу. Открываю глаза. Черт, где я? Неожиданно осознав, что я голый, и другое голое тело – дополненное длинными блондинистыми волосами – лежит рядом, я вспомнил... О, да. Эми Грант. Прямой по воротам, как говаривал мой британский друг Джейкоб (не то, чтобы я знал, какого хрена это значит, но звучит клево).
Тем временем телефон прекратил звонить, только чтобы начать снова: кто бы это ни был, он не собирался сдаваться, так что я взял трубку.
– Мм?
– Надеюсь, ты не всегда так отвечаешь по телефону.
Здорово. Отец. Именно этого мне сейчас и не хватало. И когда они с Джастином вернулись в город?
– Что...
– Я записался на марафон в этом году и хочу, чтобы ты бежал со мной. Что скажешь?
Какого хрена?
– Если скажешь да, я повешу трубку и оставлю тебя в покое.
– Да.
Он повесил трубку. Я уронил сотовый на пол и забрался обратно под одеяло. Пятью минутами позже я снова спал.
Шесть часов спустя я как ни в чем ни бывало (за исключением адского похмелья) после ночных приключений устроился дома на кухне и наблюдал за матерью, раскладывающей по тарелкам картофельные оладьи, яйца и сосиски. С начала романа с Джанис она пребывала в необычно хорошем настроении.
Мать поставила завтрак на стол, и я сверкнул в благодарность своей лучшей сыновней улыбкой. Иногда в проживании дома могут быть свои преимущества. Иногда.
Она улыбнулась в ответ и небрежно чмокнула меня в щеку, поворачиваясь, чтобы занять свое место:
– Ой, я почти забыла – твой отец и Джастин звонили утром.
– Да?
– Они отлично провели время. Джастин рассказывал, что они объездили почти весь мир: Европа, Азия, даже Россия – Москва и Санкт-Петербург. Я всегда хотела туда поехать... Только представь: быть в окружении всей этой потрясающей истории и красоты...
Я на время отключился. Мне ну совсем неинтересны родительские приключения в медовый месяц, тем более Джастин все равно потом расскажет о них в подробностях.
– ...Должна сказать, я была удивлена, что он зарегистрировал на марафон и тебя – я думала, что регистрация была закрыта еще несколько месяцев назад, но у Брайана, как всегда, есть какой-то знакомый, который...
Опа! Погодите-ка минутку. Какого черта?
– Что? – я так и не донес вилку до рта. – Мам, о чем ты говоришь?
– Думаю, хорошо, что ты согласился. Для вас обоих будет полезно проводить больше времени вместе, хотя, конечно, тренировок будет много: двадцать шесть миль – это не совсем прогулка в парке...
– Мам, – резко прервал я, откладывая вилку в сторону, – я понятия не имею, о чем ты говоришь, и не собираюсь бежать никакой марафон.
– А, – ее легкое удивление сменилось веселой улыбкой, – ну, в таком случае лучше позвони отцу и скажи об этом.
Черт. Я быстро поднялся и схватил телефон.
– Пап? – произнес я требовательно, как только на другом конце линии ответили.
– Нет, его нет. Это я.
– Джастин, что там за ерунда насчет меня и отца на марафоне?
– А, вот оно что, – в голосе насмешка, вот скотина. – Брайан вбил себе в голову, что он будет бежать Нью-Йоркский марафон, и хочет, чтобы ты бежал с ним. Он сказал, что ты согласился. И уже зарегистрировал вас обоих.
– ЧТО? – я практически кричу. – Я никак не мог согласиться! Я с ним даже не разговаривал с тех пор, как вы вернулись!
– Ну, он мне сказал, что разговаривал. Кажется, этим утром – не знаю, я еще спал.
Но... черт! Я вспомнил: комната в общаге Эми Грант... я... мой телефон звонит... я отвечаю... голос отца... я от него отделываюсь...
Черт! Вот вероломный ублюдок. У него совсем совести нет.
– Теперь вспоминаешь? – поинтересовался Джастин
– Ага, – я горестно вздохнул и плюхнулся в ближайшее кресло. – Но я правда не хочу. Джастин, скажи ему? Скажи ему, что...
– Гас.
– Что?
– Перед тем как уйти, он велел передать, что вы увидитесь завтра на первой тренировке в шесть утра. Прости, – он повесил трубку.
Я был в полной заднице.
Конечно же, отец появился ровно в шесть, ворвавшись в комнату, когда я еще наполовину спал, и стаскивая с меня одеяло с раздраженным:
– Какого черта ты еще не готов?
– Потому что я никуда не иду! – отпарировал я, пытаясь отнять у него одеяло. – Ты меня обманул!
Он ухмыльнулся, абсолютно довольный собой:
– Ага. Вот что происходит, когда целую ночь шатаешься где-то.
– Ты такой лицемер. Будто сам так не зависал тысячу раз.
Отец пожал плечами, все еще в восторге от своего «остроумия»:
– Одевайся давай. У меня телефонная конференция в восемь.
Он проследовал вон из комнаты, все еще сжимая в руках одеяло. Мгновение я задавался вопросом, издеваются ли другие родители так же над своими детьми, а потом вылез из постели.
Погода была не из приятных. Мы пробежали несколько кварталов наряду с удивительно большим количеством других бегунов (или, как я мысленно их называл, идиотов), прогуливающихся несмотря на дикий холод. Помню, раньше я некоторым ухмылялся, когда возвращался под утро из клуба домой, спотыкаясь и пьяный в жопу. А теперь я один из них. Боже.
Мы с отцом не разговаривали, пока бежали, но для нас это нормально. Мы никогда особо не разговаривали: Джастин говорил за всех, и мы с ним просто позволяли отцу вставлять саркастические, предположительно остроумные ремарки. Через несколько кварталов мы притормозили немного, и он повернулся ко мне, подняв брови:
– Ты в порядке?
– Ага, – кивнул я, задыхаясь и с радостью замечая, что он дышит так же часто.
Он улыбнулся неожиданно, мимолетно и саркастично, и, протянув руку, похлопал меня по плечу:
– Тебе ведь придется рассказать своему мозгоправу о нашем семейном сближении? Может, получишь вкусный пирожок.
Я оттолкнул его руку, на что он только ухмыльнулся, и мы двинулись снова. Он, скорее всего, был прав насчет психолога. Мне точно светит большой пирожок, когда она узнает, что мы вместе бежим чертов марафон – она мне постоянно советует проводить больше времени с отцом, на что я всегда парирую: «Вы бы так не настаивали, если бы знали его».
– Тебе нужно бросить курить, – произнес он между частыми вдохами. Заметьте, с совершенно серьезным выражением лица.
– Ну да, а тебе нужно было позвать с собой Джастина.
– Джастин бегает, как девчонка.
– Правда? – я нахмурился, пытаясь вспомнить, видел ли я когда-нибудь, как бегает Джастин.
– Правда.
Добежав до дома, мы с отцом поднялись в их с Джастином пентхаус. В лифте он повернулся ко мне с самодовольной улыбкой:
– Кажется, все прошло нормально, как думаешь?
Я слабо кивнул, чувствуя, как дрожит все внутри и горят мышцы ног от непривычной нагрузки.
Когда мы оказались в квартире, отец, игнорируя меня, направился прямо в душ. Он монополизировал всю питьевую воду на пробежке, поэтому я добрел до холодильника и, достав бутылку, опорожнил ее одним долгим жадным глотком.
– Привет! Хорошо побегали? – Джастин вошел в кухню со стопкой журналов в руках, раздражающе бодрый в такой ранний час.
Я кинул на него сердитый взгляд:
– Нет. И почему ты не спишь? Ты никогда так рано не встаешь.
– Разница во времени.
– А, точно. Это было отстойно. И больше я не пойду.
– Удачи в разговоре с отцом. Он совершенно зациклился на марафоне, это словно второй Либерти Райд...
– Что?
– Неважно. – Он улыбнулся бегло, – древняя история. – Ага, «древний» самое подходящее слово.
Джастин бросил один из журналов на стол передо мной:
– Страница шестьдесят четыре, раздел общественных новостей. Там описание свадьбы и фотографии. Твой отец выглядит круто, а вот я выгляжу словно злобный гномик-гомик.
Я подхватил журнал, перелистывая страницы.
– Пожалуй, пойду присоединюсь к Брайану в душе, – с ухмылкой он покинул комнату.
Брр, и что это за мир такой идиотский, где мой отец средних лет ведет более насыщенную половую жизнь, чем я ?
Я открыл страницу шестьдесят четыре, на которой была напечатана какая-то подхалимская статья о последней выставке Джастина и отцовском бизнесе. Журналист отозвался о них как о четвертой наиболее влиятельной гей-паре в городе. И кто это решает? Отец наверняка уже разрабатывает стратегию убрать с дороги три другие пары. Я взглянул на фото: он выглядел нормально (для немолодого парня) – он всегда получается на фото хорошо, как и я, в отличие от Джастина, который был прав насчет злобного гномика-гомика.
Первый раз за утро я выдавил улыбку.
POV Джастина
– Джастин?
Я подпрыгнул от неожиданности и обернулся. Гас стоял, прислонившись к косяку. Прошло несколько дней с тех пор, как мы виделись после их «тренировки», и, по словам Брайана, он не отвечал на звонки. Бог знает, почему Гас сейчас в моей мастерской...
– Разве ты не занимаешься в театральной студии в это время?
– Нет, она была в прошлом семестре, – ответил он с наигранной легкостью, которая явно выдавала ложь. Я решил пока не заострять на этом внимание: в конце концов, не сказать, чтобы я сам раньше никогда не прогуливал.
– Что ты пишешь? – он махнул рукой в сторону полотна, над которым я работал.
– А на что похоже, как думаешь?
Он пожал плечами:
– Машина?
Я довольно улыбнулся:
– Точно. Поверить не могу, что ты это увидел. Мы еще сделаем из тебя ценителя искусства, – он слегка наморщил нос, и я рассмеялся. – Это будет джип Брайана, – я указал на черно-оранжевое пятно в центре полотна. – Тот самый, в который врезался отец, когда прознал о нас двоих. А вот эта часть, – я показал в сторону коричнево-зеленой области, – это Корвет, на котором он ездил после. Я задумал написать что-нибудь предметное – как бы ретроспективу наших жизней, но через машины.
– О, – кивнул он, – будет классно. Как ты ее назовешь?
– Пока «В движении». Как тебе?
Он опять пожал плечами:
– Как-то фигово.
Я рассмеялся и отошел к мойке в углу студии, чтобы помыть руки – все равно поработать больше не удастся.
– А вообще, что ты здесь делаешь? Если пришел с намерением убедить меня поговорить с отцом о марафоне, то ты зря тратишь время.
– Мне уже звонила его помощница! – в голосе Гаса слышалось отчаяние. – Она начала готовить для нас программу тренировок, поэтому хотела знать, когда у меня пары рано начинаются, чтобы совместить мое расписание с отцовским! – По правде говоря, я нисколько не был удивлен таким новостям. Действовать подобным образом было характерно для Брайана. – Джастин, помоги мне – ты не поверишь, чего мне стоило не послать ее куда подальше, хотя она не виновата, что работает на сумасшедшего!
– Гас...
– Но ты же можешь убедить его не заставлять меня, – умолял он. – Он тебя слушает. Вы двое, типа, женаты!
Я пожал плечами. Честно говоря, мне наш брак все еще казался совершенно сюрреалистичным. Обряд, конечно, был сказочный, мы дали обеты, соединившие нас на всю оставшуюся жизнь. Самым странным в этом оказались не клятвы – Брайан для меня всегда был единственным – а тот факт, что теперь мы стали как и все остальные: женаты...
Тем временем, Гас глядел на меня взглядом побитого щенка. Ладно, может, и была крохотная частица правды в том, что «Брайан прислушивается к Джастину», чем он рассчитывал воспользоваться, но я не собирался в это влезать – не тогда, когда Брайан был так поглощен своей идеей. Как бы я ни любил Гаса, его отец – Брайан, и если он так по-сумасшедшему одержим картиной, как они вместе бегут в рассвет, то я не собирался ее портить.
Со вздохом я выключил воду:
– Слушай, Гас, я понимаю, что тебе не нравится это мероприятие, но думаю, что тебе нужно в нем поучаствовать, правда.
– Почему? – требовательно спросил он, умоляющего щенячьего взгляда как не бывало.
– Все, что происходило с твоим отцом с прошлого лета было очень важно – жизненно важно – для всех нас. Но особенно для него. – Я сделал паузу, медленно вытирая руки потрепанным полотенцем, которое держал возле мойки, – он заботится о своем здоровье; думаю, ему наконец удалось признать тот факт, что он не неуязвим...
– Но разве участие в марафоне не еще один способ доказать, что он как раз-таки неуязвим?
– Да, может быть, но это лучше, чем выпивать бутылку виски за вечер или работать по восемнадцать часов в день, семь дней в неделю? – я отбросил полотенце, двигаясь ближе к Гасу. Он выглядел, будто и правда пытался осознать услышанное. – Брайан... ему нужна конкуренция, он стремится добиться большего, быть успешнее, лучше. Доказать что-нибудь. Он такой, какой есть. Раньше в Питтсбурге я постоянно наблюдал за тем, как он ведет себя со всеми теми парнями, доказывая, что он лучший жеребец. А потом он стал слишком взрослым для этого, он вырос... И еще встретил меня, – я самодовольно улыбнулся. – Так что он стал конкурировать в бизнесе, делая то же самое – доказывая себе, что он самый крутой рекламщик в Нью-Йорке, самый лучший бизнесмен. Вот почему он заработал столько денег. Черт, да мы оба заработали! – я ухмыльнулся, вспоминая дурацкую статью в журнале. – Это, должно быть, одна из причин, почему мы четвертая по влиятельности гей-пара в городе.
Гас отошел к старым незаконченным полотнам возле стены. На меня он не смотрел.
– Ладно, но я все равно не понимаю, почему я должен с ним бежать? Он хочет – да пожалуйста! Почему я не могу поддержать его с трибуны?
– Потому что ему нужен ты. Он хочет, чтобы ты бежал с ним. Не знаю, он видит это важным для отношений отца и сына, как то, что вас сблизит, – я вспомнил слова Брайана на новогодней вечеринке : «Я принимаю все эти решения, ты знаешь, какие – не работать так чертовски много, проводить больше времени с Гасом, посвящать больше времени нам с тобой – но где-то по пути к исполнению все вечно идет не так...». Брайан ничего не делает вполсилы. Он не может просто повести Гаса на бейсбол – парень не слишком-то увлекается бейсболом, а Брайан его ненавидит, но смысл понятен – не может просто провести время с сыном, о нет, ему нужно сотворить что-нибудь грандиозное, что-нибудь театральное – отсюда и проклятый Нью-Йоркский марафон. Подозреваю, он считает, что нет ничего лучше двадцати шести миль кромешного ада (не говоря уж о бесконечных часах тренировок), чтобы объединить двоих людей.
Я наблюдал за отошедшим к окну Гасом, который, казалось, колебался: подо всей бравадой, воинственностью и гонором, он был хорошим парнем. Его жизнь никогда не была легкой: развалившийся брак Мел и Линдси, переезд из Канады в Нью Йорк, замужество матери за Эндрю, а потом Мэри (смена полов партнеров запутает даже такого сексуально просвещенного ребенка, как Гас), и, в довершение всего этого, постоянная драма наших с Брайаном отношений в бесконечной мыльной опере совместной жизни... И Брайан удивлялся, почему он посещает психолога с семнадцати лет.
– Гас? – позвал я его. Он стоял, глядя на улицу – высокая фигура, залитая солнечным светом. Наблюдая за ним издалека, я был поражен, как это часто бывало, насколько он похож на своего отца.
А затем он развернулся ко мне, и впечатление рассеялось... Гас был самим собой, причем в детском истерическом припадке.
– О Господи, ну ладно! Ладно, я это сделаю. Но ты будешь мне должен – ты правда будешь мне должен, Джастин.
Следующим вечером у нас с Брайаном был ужин с Гасом, Линдси и ее новой подружкой, Джанис, по поводу чего Линдси переживала всю неделю. Она беспокоилась, что как только Джанис встретится с нами, то сбежит (даже представить не могу, почему), и составила список разрешенных и запрещенных тем для разговоров: последних было гораздо больше, чем первых. Как бы то ни было, все шло неплохо, и Брайан вел себя отлично, пока в середине второй перемены блюд Джанис не задала Гасу вопрос, который бесит его всегда:
– Ты с кем-нибудь сейчас встречаешься, Гас?
– Нет.
– Как? Такой симпатичный и умный студент, и один? – продолжала Джанис, абсолютно не обращая внимание, в какую огромную яму себя загоняет. Она казалась необычно мягкой – все подружки Линдси (в отличие от бойфрендов) как правило относились к категории "Первоклассная Мел" – то есть были привлекательными, умными, жесткими и конфликтными. Помимо этого все они без исключения мгновенно проникались нелюбовью к Брайану – и всегда взаимно. – У тебя нет подруги? Бойфренда? – добавила она.
– Мой сын не заводит подружек или бойфрендов, он не верит в отношения, – вставила Линдси, поворачиваясь к Джанис с примирительной улыбкой.
– И кто меня в этом упрекнет, если перед глазами такие потрясающие модели поведения, как ты, отец и Мел? – отпарировал Гас, отклоняясь в направлении запрещенных тем для разговоров.
– Сынок прав. Он чертовски молод для подобной ерунды.
Сердито взглянув на Брайана, Линдси повернулась ко мне с притворно милой улыбкой:
– Джастин, напомни, сколько тебе было лет, когда вы с Брайаном встретились?
– Семнадцать.
– Тебе было семнадцать? – удивленно спросила Джанис. Я подавил желание закатить глаза и улыбнулся ей как можно дружелюбнее. И почему на всех это производит такое впечатление? Уверен, я не единственный, кто встретил свою вторую половину – обожаю использовать эту фразу, она здорово бесит Брайана... хотя теперь я могу называть его мужем, что звучит совсем непривычно – в семнадцать лет. Как насчет тех ненормальных южан, которые женились на своих шестнадцатилетних двоюродных сестрах – или низкопробные ток-шоу все врут?
– Вы, наверное, уже очень давно вместе? – продолжала она, на что Брайан чуть не подавился минералкой, а я сморщил нос: это намек, что я старо выгляжу? Новый крем от морщин определенно не стоит своих денег.
Как в высшей степени вежливый и радушный хозяин (кто-нибудь из нас должен им быть), я замаскировал раздражение своим лучшим мечтательным взглядом:
– Мы вместе почти двадцать лет. И каждый год наполнен такой радостью, любовью и счастьем, что ты не поверишь, Джанис. Правда, дорогой?
Я повернулся к Брайану, который в ответ на мой обожающий взгляд сардонически искривил рот:
– О да, чистое блаженство, Солнышко.
За сим я встал принести еще вина – мне правда нужно было еще выпить. Знакомство с новыми людьми требует столько усилий, особенно когда это пара другого человека. Честно говоря, не знаю, как Линдси умудряется, но со времени разрыва с Мэри года три назад она почти каждый месяц встречается с кем-то новым. Не помню, был ли я хоть раз на настоящем свидании за всю свою жизнь, но если и выпадал редчайший случай (в один из наших с Брайаном разрывов), то это было отвратительно. Теряешь кучу времени, притворяясь, что испытываешь интерес, выслушивая скучные истории из жизни и печальные рассказы о прошлых отношениях... когда в любом случае ты в конце оказываешься с ними в постели и больше никогда не видишь.
– Помощь не нужна... дорогой?
Я поднял глаза. Брайан, переставив тарелки в мойку, встал прямо позади меня, пока я пытался открыть бутылку нашим ультрасовременным и совершенно бесполезным штопором.
– Нет, – коротко ответил я.
Он протянул руку, чтобы взять бутылку, обхватывая меня и пристраивая подбородок у меня на плече.
– Подозреваю, то, что ты так тормозишь в обращении со всякими современными механизмами, должно отбивать у меня желание, но это до странности заводит, – поделился он наблюдением, легко выкручивая пробку.
– Я не торможу! Это твоя вечная привычка покупать всякую дорогущую ерунду, – я указал на хитроумное устройство. – Если бы у нас был нормальный штопор за пять долларов, как у нормальных людей, я бы сейчас не загнал пробку в бутылку красного вина за сто пятьдесят долларов!
Рассмеявшись, Брайан отодвинул открытую бутылку.
– Не загнал. К счастью, мне удалось спасти ее от подобной судьбы, – он наклонил голову для поцелуя.
– Ммм, – протянул я, чувствуя, как угасает раздражение под лаской его языка. Я развернулся и обхватил ладонями его лицо, он притянул меня ближе... Мы целовались, медленно, блаженно, прижимаясь бедрами друг к другу.
– Сколько еще осталось до того, как они уйдут? – пробормотал я, когда мы наконец расцепили объятия.
– Еще часа два, по меньшей мере.
Я тяжело вздохнул и отстранился.
– Иди к ним, отнеси вино. Я останусь здесь, пока стояк не пройдет.
– Ты просто подумай о Линдс и Джанис в постели. У меня сработало.
– Черт, до чего же ты гадкий.
Он рассмеялся и вышел. В аэропорту Хитроу во время бесконечного ожидания рейса в Москву я читал книгу какого-то британского сверх-литератора нетрадиционной ориентации. Текст в основном был скучным, но одна цитата зацепила взгляд: «При виде него сзади у меня все так же вырывался слабый звук – наполовину стон, наполовину вздох восхищения и вожделения. Это был любви восторженный фокус на ясном объекте посреди размытого фона». В тот момент я поднял глаза и увидел Брайана на другом конце переполненного терминала... Рядом с ним могла бы стоять Королева Англии (ладно, вряд ли, если учесть, что сейчас она прикована к постели), но мои глаза все равно видели бы только его, искали бы только его... То, о чем в точности написал англичанин: «...любви восторженный фокус на ясном объекте посреди размытого фона».
Наблюдая, как он возвращается в гостиную, я чувствовал это. Даже спустя почти двадцать лет я все еще чувствовал желание... восхищение... любовь... которые превращали всё вокруг него в белый шум. Я улыбнулся про себя вслед удаляющейся фигуре: может, Брайану и сорок девять, но никто не носит джинсы так, как он.
Спустя неделю наша тренировочная программа началась по-настоящему, когда отец привел меня в зал и познакомил с...
– Привет! Я Кентон. Я буду вашим тренером!
– Привет, – слабо отозвался я, пока он снисходительно меня оглядывал. Как все личные тренеры, он состоял из одних мышц и был, конечно, стопроцентно голубым. Потом он показывал нам упражнения, в основном состоящие из поз задницей кверху, выкрикивая: «Марафонец – это состояние души!».
– Лет пять назад я бы затащил его в парную, – неизбежно прокомментировал отец, разглядывая задницу Кентона, которой тот продолжал вертеть в нашем направлении.
– Ну, а если ты сделаешь это сейчас, я расскажу Джастину. Вы вроде как женаты, помнишь?
Отец с отвращением покачал головой.
– И с каких это пор мой сын стал таким ханжой?
Я закатил глаза. Только он способен уравнять ханжество с нежеланием слышать отвратительные подробности из интимной жизни одного из своих родителей.
Кентон закончил с упражнениями и, вскочив на ноги, стал изображать бег на месте, сигналя нам повторять за ним, что мы и проделали, но с гораздо меньшим энтузиазмом. Час спустя он сделал ошибку, причислив отца к тем, «кому за пятьдесят», к моему великому удивлению. Ха! Два часа спустя отец его уволил. Ха-ха два раза!
К несчастью, позже во время одной из наших пробежек я обнаружил, что некоторые уроки Кентона все-таки оказали на него влияние – когда он проинформировал меня, что с этого момента мне следует отказаться от алкоголя.
– Ты ведь это не серьезно, правда?
– Конечно, серьезно.
– Слушай, только потому, что тебе пришлось это сделать, я не должен поступать так же. Это абсолютно несправедливо. Мне уже пришлось бросить курить.
– Гас, – применил он свой дико раздражающий терпеливый тон, – ты ведь хочешь пробежать сентябрьский марафон? – я кивнул. Мы зашли уже слишком далеко, и теперь ни за что не отступимся – единственное, в чем мы с отцом сходились во мнениях. – Значит, придется кое-чем поступиться.
– Я не собираюсь отказываться от алкоголя, – повторил я упрямо. – Только представь, что бы ты ответил, будучи студентом, если бы тебе сказали перестать пить.
Мгновение он смотрел на меня, потом неожиданно улыбнулся, понимая.
Мы уже заканчивали пробежку, заворачивая за угол на их с Джастином улицу, ускоряясь, как обычно, и были примерно в полутора кварталах от дома, когда...
ШШШУУУХ!
Мы замерли на месте.
Воздух вокруг, казалось, вибрировал. В ушах звенело, ток крови оглушающе пульсировал в моей голове.
А потом я расслышал голоса кричащих людей, вой автомобильных сигнализаций...
Рука отца вцепилась в мое плечо с силой, способной оставить синяки. Дрожа, я поднял взгляд. Его лицо было белым как мел.
– Пап? – мой голос звучал как странное скрипучее эхо.
Над нами и вокруг заворачивались ленты серого и черного дыма, уносясь в небо.
– Пап? Это что... была бомба?
Не ответив, он сорвался с места и унесся прочь. Я сглотнул, сжимая кулаки, и помчался за ним.
Часть 2
POV Джастина
Я встал спустя несколько минут после того, как Брайан ушел, намереваясь еще поработать над «В движении». Этим утром на меня нашло вдохновение, но теперь, стоя перед незаконченным полотном, я чувствовал, что вся творческая энергия иссякла. Подойдя к окну, я прислонился лбом к стеклу и поглядел на улицу. Мы жили достаточно высоко, и было видно, как солнечные лучи отражаются в небоскребах Среднего Манхэттена. Я прикрыл глаза, чувствуя их тепло на лице. Неожиданно захотелось быть там, снаружи, и, захватив старый запятнанный краской свитер и ключи, я вышел из студии, в настроении для большой кружки тройного латте с корицей.
Очередь в «Старбакс» оказалась длинной. Я раздраженно глянул на часы: 7-35 утра. Я идиот – вышел, как раз когда утренняя толпа покупает свои латте/эспрессо, прежде чем нырнуть в метро. Брайан и Гас должны были уже вернуться, и если я не продвинусь дальше, то пропущу утренние ласки от восхитительно разгоряченного Брайана. Я выглянул из-за плотного одышливого парня, стоящего впереди. Как и следовало ожидать, кассирш было только две, и одна из них явно проходила стажировку, так как постоянно спрашивала совета у коллеги по поводу каждого чертового действия.
Получив наконец свой кофе, я повернулся... и вдруг раздался невероятный оглушительный взрыв.
На мгновение «Старбакс» затих, слышалась только ужасная музыка, которой они мучают уши посетителей больше тридцати лет.
А потом... шум.
Много шума.
Визг, крики, автомобильные сигнализации. Все рванулись к дверям; мы с тем парнем, что стоял впереди меня, впечатались друг в друга, проталкиваясь наружу.
Люди высыпали на улицу из кафе, магазинов, машин... и, замерев, глядели на одно и то же.
Плотное облако темно-серого дыма, зловеще собирающееся в паре кварталов отсюда...
– Кто-нибудь, позвоните 911!
Я огляделся. Это просто кошмарный сон. Просто посттравматическое воспоминание о взрыве в Вавилоне.
Не в силах сдвинуться с места, я слушал разговор того одышливого парня:
– Взрыв. Да. Леонард стрит. Я вижу огонь и дым. Да, правильно...
Леонард стрит?
Наша улица.
Моя и Брайана.
Брайан...
Стискивая свой латте в ладони, я заковылял по проезжей части. Траффика не было, все машины остановились, их пассажиры рассыпались по дороге...
Я, как зомби, следовал за толпой по направлению к клубящемуся дыму...
Пожалуйста, нет. Пожалуйста, Боже, пусть они пробегут пять миль, а не три, нет, пожалуйста... Пожалуйста, пусть они остановятся передохнуть... пожалуйста, Господи..
Я пробирался сквозь толпу... глаза щипало от пыли и дыма.
Тяжелая рука легла мне на спину:
– Отойдите назад, сэр!
Полицейский.
– Леонард? Какое здание на Леонард стрит? Я живу... я там живу.
Пожалуйста, нет, Господи, пожалуйста...
Он взглянул на меня, и я видел сочувствие в его глазах:
– Номер 22. Теперь отойдите назад, сэр, будьте добры. Мы эвакуируем весь квартал.
Остальное я не слышал.
Дом 22 по Леонард стрит.
Наш дом.
Мой и Брайана.
Брайан...
Латте выскользнул из моей хватки, плохо сидящая крышка упала...
Обжигающе горячее молоко впитывалось в джинсы, ошпаривая мою кожу...
Но я не почувствовал ничего.
– Пап! Папа!
Горло саднило, будто я наглотался песка. Грудь разрывало от кашля, дым и пыль забивали рот, нос... из глаз текли слезы. Черт, где же отец?
Это был хаос. Будто последствия бомбежки, которые показывают по телевизору. Будто сюжет одного из репортажей с Ближнего Востока. Люди, спотыкаясь, выходили из домов, машины остановились посередине дороги и сигналили друг другу. Все бежали куда-то, кричали и плакали... и посреди этого хаоса я потерял отца.
– Пап! – мое горло почти разрывало от крика. Я наконец попал на нужную улицу, следуя за знакомыми, но почти неопознаваемыми ориентирами отцовского квартала, все в ослепляющем дыму, в ушах еще звенит от взрыва...
А потом я увидел его.
Он растянулся на земле, словно просто упал... словно его подстрелили... и вглядывался во что-то...
Я посмотрел вверх, следуя за его взором: Боже мой... это было их здание, их чертово здание... Теперь я видел пламя, мое лицо практически ощущало его жар. О, Боже мой. Оно горело, оно правда горело. Где же пожарные?
Я разглядывал рушащийся фасад, чувствуя, как кровь отливает от лица и слабеют колени. Было жарко, так охрененно жарко. Люди на верхних этажах высовывались из окон, пытаясь вдохнуть, и кричали... кричали о помощи... Нет, я не собирался думать об этом, не собирался думать об отце, собирающемся на пробежку и оставившего Джастина в постели... О, Боже. Я отвел взгляд, меня мутило...
Я повернулся к отцу:
– Папа? Пап! Вставай! Нам нужно уходить. Здесь опасно, – я потянул его за руку.
– Нет, нет, нет, нет... НЕТ!
Он едва ли меня видел, отталкивая прочь. Слезы текли по моему лицу, пока я пытался поднять его на ноги – одеревеневший, мертвый груз. Я крепко зажмурился и потащил его назад. Задыхаясь, кашляя и захлебываясь... я тянул его, ощущая, как его тело вздрагивает, напрягается, пытаясь высвободиться. Бездонное чувство ужаса начало захлестывать меня. Я хотел к маме. Я хотел, чтобы она появилась и сказала: «Все в порядке, милый, не волнуйся, все в порядке...»
– Бра... Брайан? О Господи, Брайан!
Я замер.
Джастин.
Возникший из дыма позади меня. Его лицо, красное и перепачканное в пыли и саже, как и лицо отца, было совершенно безжизненным.
– Брайан? – он шагнул вперед и ухватился за него, оседая рядом на землю, слезы текли по щекам. – Я думал... думал, что ты там...
Отец, казалось, ожил, метнулся к Джастину и сжал его в объятиях. Я слышал, как он то ли всхлипывает, то ли давится кашлем ему в плечо. Джастин поднял голову и посмотрел на меня, исступленно улыбаясь сквозь слезы:
– О Господи, Гас... – он сжал в кулаке мою футболку, – Гас...
– Я думал, что ты мертв, – мне хотелось его встряхнуть.
Джастин засмеялся, его дрожащий голос доносился словно не отсюда:
– Я пошел в «Старбакс», там была такая медленная кассирша, и очередь почти не двигалась...
Он отпустил меня и снова вцепился в отца. Они смотрели друг на друга, ничего не замечая. Я отвернулся, смущаясь откровенной жажды в их глазах.
Когда я повернулся обратно, они целовались.
Мать прыгнула на меня, как только мы, пошатываясь, появились в дверях. Ее глаза были красными, лицо залито слезами и в уродливых припухших пятнах.
– Гас, о, Гас! О, сынок! – она заключила меня в объятия и разрыдалась.
– Какого черта ты не отвечаешь на звонок? – она подняла голову, сверкнув глазами на отца, в голосе истерика.
– Я отключил телефон, – ответил тот. – Рад видеть, как ты счастлива, что мы живы.
– О, Боже! Ты... ты придурок! – вскрикнула мать, падая в его объятия и еще сильнее заливаясь слезами.
Потом отец с Джастином куда-то исчезли, а я повалился в свое кресло на кухне. Мать налила мне кофе, который я с благодарностью принялся глотать. Я чувствовал себя опустошенным и измученным, в груди болело и в глаза будто песка насыпали. Мне все еще было трудно поверить, что я только что видел, как дом отца и Джастина взлетел на воздух. Все, что у них было... все работы Джастина, его студия... вся их собственность... все просто исчезло.
Мать примостилась рядом и взяла меня за руку. В ее глазах вновь стояли слезы.
– Мам, я просто... если бы мы были быстрее... если бы мы выбежали на пять минут раньше, мы были бы там, мам...
– Не думай об этом, – раздался голос отца.
Мы вздрогнули и подняли головы. Он выглядел все еще хреново, но спокойнее, не тот зомби с пустыми глазами, распластанный на земле и выкрикивавший в небо свое горе.
– Ты в порядке, сынок? – он слегка взъерошил мне волосы, как раньше, когда я был маленьким.
Я сглотнул и кивнул. Мать поднялась и обхватила его рукой:
– Как Джастин?
– Нормально. Приводит себя в порядок, – отец отстранился. – Кофе есть?
Мать кивнула:
– Джастин будет?
– Да.
Он взял у матери чашку – его собственную, мой подарок столетней давности, с надписью «Самый лучший в мире папа». Да, я был намного младше, когда ее купил.
– Пап?
– Что?
– Что ты будешь теперь делать?
– Улаживать все. Что еще я могу сделать? – он вздохнул и принялся опустошать карманы своих тренировочных штанов, выкладывая на кухонный стол сотовый, кошелек, ключи, два презерватива (два?) и смазку.
– Ты бегаешь со всем этим в карманах? – поинтересовалась мать, неуверенно улыбаясь сквозь слезы.
– Надо быть готовым на все случаи жизни, Линдс.
Он включил телефон. «У вас 34 новых сообщения».
Час спустя, приняв душ, мы собрались возле телевизора. Я втиснулся в кресло рядом с матерью, ее рука крепко обнимала меня за плечи. Я чувствовал... Не знаю, что я чувствовал, все было до странности нормально. Отец разговаривал по телефону со своей бедной ассистенткой Элисон (той, с которой я чуть не разругался по поводу нашего тренировочного расписания). Он снова звучал, как мой отец, полностью восстановившийся, «не пудрите мне мозги» отец.
– Что? Нет, к черту страховку, этим Теодор занимается. Нет, у тебя есть дела поважнее. Ты меня слушаешь? Так, давай дуй к Армани, спроси Бертрана. Скажи ему, это для меня. Мне нужно все – вся коллекция: брюки, костюмы, рубашки...
Я отключился от разгорающегося модного кризиса. Отец и Джастин были вынуждены одолжить у меня одежду; и если папа выглядел нормально в дизайнерских брюках и рубашке, подаренной им и еще ни разу не надетой, то для Джастина все мои брюки были слишком длинными.
– Когда ты там закончишь, езжай в Сакс, спроси Лестера – мне нужна повседневная одежда. И скажи ему, что Джастину тоже кое-что нужно. Лестер размер и его предпочтения знает... А, и еще: пусть закажет обувь из той новой коллекции Гуччи...
– Что у тебя с ногами? – прервался отец посреди разговора.
Я поднял глаза. Джастин стоял в дверях, одетый в мои старые мешковатые шорты (очевидно, единственное, что ему подошло) и еще более старую рубашку. Он выглядел как чей-то умственно отсталый родственник. Но отец смотрел не на это: ноги Джастина были покрыты спереди небольшими опухшими красными пятнами, похожими на ожоги.
Тот смущенно пожал плечами:
– Линдс, у тебя есть лед?
Она кивнула и пошла на кухню.
– Что случилось? Я думала, что тебя не было рядом, когда... ну, ты понимаешь.
Мать вернулась и принялась прикладывать лед к ожогам морщившегося Джастина.
– Не было. Это все тройной латте с корицей.
Я подавил взрыв смеха:
– Ты обжегся кофе?
– Случайно выронил, от потрясения.
Я повернулся обратно к телевизору, по которому все еще показывали картины разрушенного дома отца и Джастина: «Взрыв в роскошном жилом доме в Трайбеке унес жизни 13 людей, и еще больше ранены. Хотя власти пока не называют причину ужасного несчастья, предварительные отчеты указывают на возможность террористической атаки... наш репортер, Питер Кокрофт, сейчас на месте происшествия на Манхеттэне, где местные жители все еще приходят в себя от последствий трагедии...»
– Какого черта террористы будут взрывать ваше здание? – я повернулся к Джастину, который осторожно менял положение на диване, одной рукой придерживая пакет со льдом. – Эй, может, один из ваших соседей был агентом? Спорим, это тот придурок, который живет в подвале?
– Ты понимаешь, что этот придурок, возможно, мертв?
– Не в том случае, если он агент. Если он не террорист-смертник, конечно.
– Гас! – мать с упреком посмотрела на меня.
Отец оторвался от телефона.
– В этой стране все журналисты – чертовы идиоты. Это не террористическая атака, это взрыв газа. Тед узнал от своих контактов в Пожарном управлении.
– Взрыв газа?
– У Теда есть контакты в Пожарном управлении?
Вопросы Джастина и матери прозвучали одновременно. Отец ухмыльнулся:
– Да, Линдс, взрыв газа. И да, Солнышко, по-видимому, у Теодора там бойфренд.
– Я надеюсь, они не развяжут войну из-за этого газа, – покачивая головой, серьезно произнесла мать своим «проклятые республиканцы» голосом.
Но мне было интересно не это – у дяди Теда бойфренд в Пожарном управлении?
POV Джастина
Обожженные ноги пульсировали. Я уже использовал два пакета со льдом, и третий быстро таял на моей коже. Телевизор бормотал что-то на заднем плане, снова и снова показывая то, что осталось от нашего дома. Линдси и Гас куда-то исчезли, но Брайан все еще разговаривал по телефону. Он стоял у окна, запуская пальцы в волосы, обручальное кольцо блестело в солнечном свете. Любви восторженный фокус на ясном объекте посреди размытого фона. Я улыбнулся про себя. Хотя я по-прежнему верил: нам не нужны кольца и клятвы, чтобы доказать любовь друг к другу, мне нравилось видеть, что он носит свое – яркий откровенный символ партнерства, обладания, принадлежности...
– Из-за чего ты улыбаешься? – он повернулся ко мне.
– Из-за тебя, – ответил я.
– Из-за меня? Это не я выгляжу как нелегал среднего возраста из клипа про торчков.
– Я не выгляжу на средний возраст.
Он бегло улыбнулся:
– Нет, наверное, не выглядишь.
Я прикрыл глаза слушая, как он заканчивает разговор.
– Ты в порядке?
Поднимаю взгляд: он, пристроившись на подлокотнике дивана, смотрел на меня.
– Наверное.
Брайан кивнул и соскользнул на сидение. Расположив мои ноги на своих коленях, он забрал лед и теперь сам придерживал его.
– Я улыбался вот из-за этого, – я взял его левую руку, поглаживая пальцем обручальное кольцо. – Мне нравится видеть, что ты его носишь – напоминает мне, что ты весь мой. Не то, чтобы я нуждался в напоминаниях, – он закатил глаза в своей «будем-снисходительны-к-Джастину» манере и убрал руку. Я поднял свою, разглядывая. – Они почти единственное, что у нас осталось.
– Не думай об этом. Все можно заменить. Это просто вещи.
Я горько вздохнул:
– Ага, просто вещи.
Снова прикрыв глаза, я почувствовал, насколько измучен. День, казалось, длится вечность, но был только... сколько там времени..? Едва полдень? Все казалось совершенно нереальным. Я подспудно ожидал слов Брайана, что наш визит к Линдс и Гасу окончен, и водитель ждет, чтобы забрать нас домой... И мы поедем домой: войдем в квартиру, через коридор с темными паркетными полами пройдем в гостиную и, может, остановимся поцеловаться рядом с картиной с Гадким Голым Парнем... Или пойдем сразу в спальню и будем ласкать друг друга на кровати, которая была свидетелем сотен, нет, тысяч наших ласк... свадебная фотография будет смотреть на нас с прикроватного столика, а картина, которую Брайан купил на моей первой нью-йоркской выставке – со стены; его любимая картина, одна из лучших моих работ – та, которая была о нем, о нем и обо мне, о нас, потому что они всегда о нас...
– Джастин...
Я открыл глаза.
– Ты помнишь фото, которое Даф сделала на выставке ЛГБТ-творчества? Самое первое фото, на котором мы вместе? Я хранил его в ящике прикроватного столика... Или тот дурацкий рисунок с тобой, который я нарисовал для них, тот, что ты купил? Эти вещи – они значили что-то для нас, а теперь их больше нет. Я не смогу заново начать картину, над которой работал – «В движении», не смогу просто воссоздать ее. Ее не существует. Ничего больше нет. Ничего. Наконец я начинаю осознавать, Брайан – мы потеряли все.
– Не все.
Его слова ударили в меня с пронзительной силой памяти. Не все.
Он наклонился ко мне, пакет со льдом соскользнул на пол, мои руки обхватили его спину, и наши губы нашли друг друга. Поцелуй вернул меня на ступени «У Вуди», а вокруг торжествовала Либерти Авеню...
– Ты никогда не выходишь из дома так рано, – он отстранился, не отрывая взгляд.
– Просто захотел латте.
– Ты всегда варишь его в нашей кофе-машине.
– Иногда пойдет только латте из «Старбакс».
Брайан рассмеялся, почти истерично:
– Черт, им стоит использовать эту фразу как рекламный слоган. Я сделаю это бесплатно, – он притянул меня к своей груди, запуская пальцы в волосы, – Джастин, если бы...
Я быстро поднял голову, протянул руку, прерывая его, – Брайан, не надо. Пожалуйста, не говори так.
– Хорошо. Но ты знаешь, правда?
– Я знаю.
Вечером накануне марафона мать приготовила нам с отцом специальный праздничный ужин. Точнее, он не был таким уж особенно праздничным, потому что мы все еще соблюдали нашу дурацкую диету – одна из многих причин, по которой я с таким нетерпением ждал наступление ПЧМ (После Чертова Марафона) части моей жизни.
Я был в своей комнате, пытаясь заниматься – точнее, лениво перелистывал страницы любимого «порнушника» (еще одно словечко Джейкоба, моего друга-британца), размышляя, удастся ли подрочить разочек, перед тем, как приедут отец и Джастин, но тут услышал домофон – очевидно, ответ отрицательный.
Со вздохом я поднялся, запихал слегка запятнанный и помятый журнал под матрац и пошел поприветствовать Джастина и отца/собрата-марафонца/проклятье своей жизни в одном лице.
– Что? – требовательно спросил я, увидев на лицах присутствующих широкие улыбки.
– Наша новая квартира готова! – засиял Джастин. – Мы наконец-то можем переехать из Сохо Гранд. Черт, дождаться не могу!
Ага, отец с Джастином разместились в Сохо Гранд, пока были бездомными, и, выслушивая их бесконечные стоны и жалобы, вы бы решили, что они живут в каком-нибудь захудалом мотеле, полном проституток и сутенеров, а не в роскошном бутик-отеле с отмеченными наградами барменами и шефом с мишленовской звездой. Лично я бы мог жить так вечно – только подумайте об обслуживании в номере. И, честно говоря, если бы они не были настолько требовательны к ремонтникам на новой квартире, то переехали бы уже вечность назад. Без обид.
Как бы то ни было, они купили нереально дорогой таунхаус в Челси в Историческом районе – выплаты по страховке, да и компенсация от газовой компании, были огромны. Джастин к тому же получил до хрена пиара оттого, что из-за взрыва потерял большинство своих работ, и тот же взрыв способствовал тому, что его работы поднялись в цене, так что... все возвращается на круги своя, правильно?
– Разве это не замечательная новость, Гас? – радовалась мать, открывая бутылку шампанского – которое мне нельзя было пить.
– Ага, классно, – пробормотал я без особого восторга, стараясь не замечать, что отец запустил руку Джастину в штаны.
– Жаль, что Джанис не смогла приехать, – продолжала трещать она. Я ушел от них в гостиную посмотреть что-нибудь по телеку.
– Ну так что, хочешь послушать о последнем проекте твоего отца?
Я взглянул вверх. Джастин последовал за мной и теперь стоял, перегнувшись через спинку дивана, с бокалом шампанского в руке.
– Что? – меня начало накрывать волной тихого ужаса. На свете существует столько чудовищных возможностей...
– Найам Клири – сенатор Найам Клири – освобождает пост по причине слабого здоровья и не участвует в следующих выборах. Она позвонила Брайану и предложила ему выставить свою кандидатуру.
– Она считает, что отец должен баллотироваться в Сенат? Типа, как сенатор Нью-Йорка? – в шоке, я выпрямился. Я знал, что у них с сенатором общие дела, отец работал над двумя ее последними кампаниями, но это было безумием.
– Что ты думаешь о стажировке в Вашингтоне? – подошел отец, одарив меня невыразимо самодовольной усмешкой.
Джастин повернулся к нему с дразнящей улыбкой:
– Ты еще не выиграл.
– Детали, Солнышко, это всего лишь детали, – отец крепко поцеловал его. – Как считаешь, Гас, ты готов быть сыном сенатора США?
Со стоном я упал обратно. И почему я не родился в нормальной семье?
URL записиНазвание: Иногда пойдет только латте из Старбакс
Автор: sonofabiscuit77
Переводчик: ripplesofinnersea
Бета: I am nasty, Trinette
Разрешение на перевод: получено
Размер: миди, 8634 слова
Персонажи: Джастин, Брайан, Гас, Линдси
Категория: слэш
Жанр: юмор, ангст
Рейтинг: PG-13
Таймлайн: постканон
Краткое содержание: Мне точно светит большой пирожок, когда психолог узнает, что мы вместе бежим чертов марафон – она мне постоянно советует проводить больше времени с отцом, на что я всегда парирую: «Вы бы так не настаивали, если бы знали его».
читать дальше
Часть 1
POV Гаса
POV Гаса
Меня разбудил звук сотового, настойчиво трезвонившего где-то на полу. Открываю глаза. Черт, где я? Неожиданно осознав, что я голый, и другое голое тело – дополненное длинными блондинистыми волосами – лежит рядом, я вспомнил... О, да. Эми Грант. Прямой по воротам, как говаривал мой британский друг Джейкоб (не то, чтобы я знал, какого хрена это значит, но звучит клево).
Тем временем телефон прекратил звонить, только чтобы начать снова: кто бы это ни был, он не собирался сдаваться, так что я взял трубку.
– Мм?
– Надеюсь, ты не всегда так отвечаешь по телефону.
Здорово. Отец. Именно этого мне сейчас и не хватало. И когда они с Джастином вернулись в город?
– Что...
– Я записался на марафон в этом году и хочу, чтобы ты бежал со мной. Что скажешь?
Какого хрена?
– Если скажешь да, я повешу трубку и оставлю тебя в покое.
– Да.
Он повесил трубку. Я уронил сотовый на пол и забрался обратно под одеяло. Пятью минутами позже я снова спал.
***
Шесть часов спустя я как ни в чем ни бывало (за исключением адского похмелья) после ночных приключений устроился дома на кухне и наблюдал за матерью, раскладывающей по тарелкам картофельные оладьи, яйца и сосиски. С начала романа с Джанис она пребывала в необычно хорошем настроении.
Мать поставила завтрак на стол, и я сверкнул в благодарность своей лучшей сыновней улыбкой. Иногда в проживании дома могут быть свои преимущества. Иногда.
Она улыбнулась в ответ и небрежно чмокнула меня в щеку, поворачиваясь, чтобы занять свое место:
– Ой, я почти забыла – твой отец и Джастин звонили утром.
– Да?
– Они отлично провели время. Джастин рассказывал, что они объездили почти весь мир: Европа, Азия, даже Россия – Москва и Санкт-Петербург. Я всегда хотела туда поехать... Только представь: быть в окружении всей этой потрясающей истории и красоты...
Я на время отключился. Мне ну совсем неинтересны родительские приключения в медовый месяц, тем более Джастин все равно потом расскажет о них в подробностях.
– ...Должна сказать, я была удивлена, что он зарегистрировал на марафон и тебя – я думала, что регистрация была закрыта еще несколько месяцев назад, но у Брайана, как всегда, есть какой-то знакомый, который...
Опа! Погодите-ка минутку. Какого черта?
– Что? – я так и не донес вилку до рта. – Мам, о чем ты говоришь?
– Думаю, хорошо, что ты согласился. Для вас обоих будет полезно проводить больше времени вместе, хотя, конечно, тренировок будет много: двадцать шесть миль – это не совсем прогулка в парке...
– Мам, – резко прервал я, откладывая вилку в сторону, – я понятия не имею, о чем ты говоришь, и не собираюсь бежать никакой марафон.
– А, – ее легкое удивление сменилось веселой улыбкой, – ну, в таком случае лучше позвони отцу и скажи об этом.
Черт. Я быстро поднялся и схватил телефон.
– Пап? – произнес я требовательно, как только на другом конце линии ответили.
– Нет, его нет. Это я.
– Джастин, что там за ерунда насчет меня и отца на марафоне?
– А, вот оно что, – в голосе насмешка, вот скотина. – Брайан вбил себе в голову, что он будет бежать Нью-Йоркский марафон, и хочет, чтобы ты бежал с ним. Он сказал, что ты согласился. И уже зарегистрировал вас обоих.
– ЧТО? – я практически кричу. – Я никак не мог согласиться! Я с ним даже не разговаривал с тех пор, как вы вернулись!
– Ну, он мне сказал, что разговаривал. Кажется, этим утром – не знаю, я еще спал.
Но... черт! Я вспомнил: комната в общаге Эми Грант... я... мой телефон звонит... я отвечаю... голос отца... я от него отделываюсь...
Черт! Вот вероломный ублюдок. У него совсем совести нет.
– Теперь вспоминаешь? – поинтересовался Джастин
– Ага, – я горестно вздохнул и плюхнулся в ближайшее кресло. – Но я правда не хочу. Джастин, скажи ему? Скажи ему, что...
– Гас.
– Что?
– Перед тем как уйти, он велел передать, что вы увидитесь завтра на первой тренировке в шесть утра. Прости, – он повесил трубку.
Я был в полной заднице.
***
Конечно же, отец появился ровно в шесть, ворвавшись в комнату, когда я еще наполовину спал, и стаскивая с меня одеяло с раздраженным:
– Какого черта ты еще не готов?
– Потому что я никуда не иду! – отпарировал я, пытаясь отнять у него одеяло. – Ты меня обманул!
Он ухмыльнулся, абсолютно довольный собой:
– Ага. Вот что происходит, когда целую ночь шатаешься где-то.
– Ты такой лицемер. Будто сам так не зависал тысячу раз.
Отец пожал плечами, все еще в восторге от своего «остроумия»:
– Одевайся давай. У меня телефонная конференция в восемь.
Он проследовал вон из комнаты, все еще сжимая в руках одеяло. Мгновение я задавался вопросом, издеваются ли другие родители так же над своими детьми, а потом вылез из постели.
***
Погода была не из приятных. Мы пробежали несколько кварталов наряду с удивительно большим количеством других бегунов (или, как я мысленно их называл, идиотов), прогуливающихся несмотря на дикий холод. Помню, раньше я некоторым ухмылялся, когда возвращался под утро из клуба домой, спотыкаясь и пьяный в жопу. А теперь я один из них. Боже.
Мы с отцом не разговаривали, пока бежали, но для нас это нормально. Мы никогда особо не разговаривали: Джастин говорил за всех, и мы с ним просто позволяли отцу вставлять саркастические, предположительно остроумные ремарки. Через несколько кварталов мы притормозили немного, и он повернулся ко мне, подняв брови:
– Ты в порядке?
– Ага, – кивнул я, задыхаясь и с радостью замечая, что он дышит так же часто.
Он улыбнулся неожиданно, мимолетно и саркастично, и, протянув руку, похлопал меня по плечу:
– Тебе ведь придется рассказать своему мозгоправу о нашем семейном сближении? Может, получишь вкусный пирожок.
Я оттолкнул его руку, на что он только ухмыльнулся, и мы двинулись снова. Он, скорее всего, был прав насчет психолога. Мне точно светит большой пирожок, когда она узнает, что мы вместе бежим чертов марафон – она мне постоянно советует проводить больше времени с отцом, на что я всегда парирую: «Вы бы так не настаивали, если бы знали его».
– Тебе нужно бросить курить, – произнес он между частыми вдохами. Заметьте, с совершенно серьезным выражением лица.
– Ну да, а тебе нужно было позвать с собой Джастина.
– Джастин бегает, как девчонка.
– Правда? – я нахмурился, пытаясь вспомнить, видел ли я когда-нибудь, как бегает Джастин.
– Правда.
***
Добежав до дома, мы с отцом поднялись в их с Джастином пентхаус. В лифте он повернулся ко мне с самодовольной улыбкой:
– Кажется, все прошло нормально, как думаешь?
Я слабо кивнул, чувствуя, как дрожит все внутри и горят мышцы ног от непривычной нагрузки.
Когда мы оказались в квартире, отец, игнорируя меня, направился прямо в душ. Он монополизировал всю питьевую воду на пробежке, поэтому я добрел до холодильника и, достав бутылку, опорожнил ее одним долгим жадным глотком.
– Привет! Хорошо побегали? – Джастин вошел в кухню со стопкой журналов в руках, раздражающе бодрый в такой ранний час.
Я кинул на него сердитый взгляд:
– Нет. И почему ты не спишь? Ты никогда так рано не встаешь.
– Разница во времени.
– А, точно. Это было отстойно. И больше я не пойду.
– Удачи в разговоре с отцом. Он совершенно зациклился на марафоне, это словно второй Либерти Райд...
– Что?
– Неважно. – Он улыбнулся бегло, – древняя история. – Ага, «древний» самое подходящее слово.
Джастин бросил один из журналов на стол передо мной:
– Страница шестьдесят четыре, раздел общественных новостей. Там описание свадьбы и фотографии. Твой отец выглядит круто, а вот я выгляжу словно злобный гномик-гомик.
Я подхватил журнал, перелистывая страницы.
– Пожалуй, пойду присоединюсь к Брайану в душе, – с ухмылкой он покинул комнату.
Брр, и что это за мир такой идиотский, где мой отец средних лет ведет более насыщенную половую жизнь, чем я ?
Я открыл страницу шестьдесят четыре, на которой была напечатана какая-то подхалимская статья о последней выставке Джастина и отцовском бизнесе. Журналист отозвался о них как о четвертой наиболее влиятельной гей-паре в городе. И кто это решает? Отец наверняка уже разрабатывает стратегию убрать с дороги три другие пары. Я взглянул на фото: он выглядел нормально (для немолодого парня) – он всегда получается на фото хорошо, как и я, в отличие от Джастина, который был прав насчет злобного гномика-гомика.
Первый раз за утро я выдавил улыбку.
POV Джастина
– Джастин?
Я подпрыгнул от неожиданности и обернулся. Гас стоял, прислонившись к косяку. Прошло несколько дней с тех пор, как мы виделись после их «тренировки», и, по словам Брайана, он не отвечал на звонки. Бог знает, почему Гас сейчас в моей мастерской...
– Разве ты не занимаешься в театральной студии в это время?
– Нет, она была в прошлом семестре, – ответил он с наигранной легкостью, которая явно выдавала ложь. Я решил пока не заострять на этом внимание: в конце концов, не сказать, чтобы я сам раньше никогда не прогуливал.
– Что ты пишешь? – он махнул рукой в сторону полотна, над которым я работал.
– А на что похоже, как думаешь?
Он пожал плечами:
– Машина?
Я довольно улыбнулся:
– Точно. Поверить не могу, что ты это увидел. Мы еще сделаем из тебя ценителя искусства, – он слегка наморщил нос, и я рассмеялся. – Это будет джип Брайана, – я указал на черно-оранжевое пятно в центре полотна. – Тот самый, в который врезался отец, когда прознал о нас двоих. А вот эта часть, – я показал в сторону коричнево-зеленой области, – это Корвет, на котором он ездил после. Я задумал написать что-нибудь предметное – как бы ретроспективу наших жизней, но через машины.
– О, – кивнул он, – будет классно. Как ты ее назовешь?
– Пока «В движении». Как тебе?
Он опять пожал плечами:
– Как-то фигово.
Я рассмеялся и отошел к мойке в углу студии, чтобы помыть руки – все равно поработать больше не удастся.
– А вообще, что ты здесь делаешь? Если пришел с намерением убедить меня поговорить с отцом о марафоне, то ты зря тратишь время.
– Мне уже звонила его помощница! – в голосе Гаса слышалось отчаяние. – Она начала готовить для нас программу тренировок, поэтому хотела знать, когда у меня пары рано начинаются, чтобы совместить мое расписание с отцовским! – По правде говоря, я нисколько не был удивлен таким новостям. Действовать подобным образом было характерно для Брайана. – Джастин, помоги мне – ты не поверишь, чего мне стоило не послать ее куда подальше, хотя она не виновата, что работает на сумасшедшего!
– Гас...
– Но ты же можешь убедить его не заставлять меня, – умолял он. – Он тебя слушает. Вы двое, типа, женаты!
Я пожал плечами. Честно говоря, мне наш брак все еще казался совершенно сюрреалистичным. Обряд, конечно, был сказочный, мы дали обеты, соединившие нас на всю оставшуюся жизнь. Самым странным в этом оказались не клятвы – Брайан для меня всегда был единственным – а тот факт, что теперь мы стали как и все остальные: женаты...
Тем временем, Гас глядел на меня взглядом побитого щенка. Ладно, может, и была крохотная частица правды в том, что «Брайан прислушивается к Джастину», чем он рассчитывал воспользоваться, но я не собирался в это влезать – не тогда, когда Брайан был так поглощен своей идеей. Как бы я ни любил Гаса, его отец – Брайан, и если он так по-сумасшедшему одержим картиной, как они вместе бегут в рассвет, то я не собирался ее портить.
Со вздохом я выключил воду:
– Слушай, Гас, я понимаю, что тебе не нравится это мероприятие, но думаю, что тебе нужно в нем поучаствовать, правда.
– Почему? – требовательно спросил он, умоляющего щенячьего взгляда как не бывало.
– Все, что происходило с твоим отцом с прошлого лета было очень важно – жизненно важно – для всех нас. Но особенно для него. – Я сделал паузу, медленно вытирая руки потрепанным полотенцем, которое держал возле мойки, – он заботится о своем здоровье; думаю, ему наконец удалось признать тот факт, что он не неуязвим...
– Но разве участие в марафоне не еще один способ доказать, что он как раз-таки неуязвим?
– Да, может быть, но это лучше, чем выпивать бутылку виски за вечер или работать по восемнадцать часов в день, семь дней в неделю? – я отбросил полотенце, двигаясь ближе к Гасу. Он выглядел, будто и правда пытался осознать услышанное. – Брайан... ему нужна конкуренция, он стремится добиться большего, быть успешнее, лучше. Доказать что-нибудь. Он такой, какой есть. Раньше в Питтсбурге я постоянно наблюдал за тем, как он ведет себя со всеми теми парнями, доказывая, что он лучший жеребец. А потом он стал слишком взрослым для этого, он вырос... И еще встретил меня, – я самодовольно улыбнулся. – Так что он стал конкурировать в бизнесе, делая то же самое – доказывая себе, что он самый крутой рекламщик в Нью-Йорке, самый лучший бизнесмен. Вот почему он заработал столько денег. Черт, да мы оба заработали! – я ухмыльнулся, вспоминая дурацкую статью в журнале. – Это, должно быть, одна из причин, почему мы четвертая по влиятельности гей-пара в городе.
Гас отошел к старым незаконченным полотнам возле стены. На меня он не смотрел.
– Ладно, но я все равно не понимаю, почему я должен с ним бежать? Он хочет – да пожалуйста! Почему я не могу поддержать его с трибуны?
– Потому что ему нужен ты. Он хочет, чтобы ты бежал с ним. Не знаю, он видит это важным для отношений отца и сына, как то, что вас сблизит, – я вспомнил слова Брайана на новогодней вечеринке : «Я принимаю все эти решения, ты знаешь, какие – не работать так чертовски много, проводить больше времени с Гасом, посвящать больше времени нам с тобой – но где-то по пути к исполнению все вечно идет не так...». Брайан ничего не делает вполсилы. Он не может просто повести Гаса на бейсбол – парень не слишком-то увлекается бейсболом, а Брайан его ненавидит, но смысл понятен – не может просто провести время с сыном, о нет, ему нужно сотворить что-нибудь грандиозное, что-нибудь театральное – отсюда и проклятый Нью-Йоркский марафон. Подозреваю, он считает, что нет ничего лучше двадцати шести миль кромешного ада (не говоря уж о бесконечных часах тренировок), чтобы объединить двоих людей.
Я наблюдал за отошедшим к окну Гасом, который, казалось, колебался: подо всей бравадой, воинственностью и гонором, он был хорошим парнем. Его жизнь никогда не была легкой: развалившийся брак Мел и Линдси, переезд из Канады в Нью Йорк, замужество матери за Эндрю, а потом Мэри (смена полов партнеров запутает даже такого сексуально просвещенного ребенка, как Гас), и, в довершение всего этого, постоянная драма наших с Брайаном отношений в бесконечной мыльной опере совместной жизни... И Брайан удивлялся, почему он посещает психолога с семнадцати лет.
– Гас? – позвал я его. Он стоял, глядя на улицу – высокая фигура, залитая солнечным светом. Наблюдая за ним издалека, я был поражен, как это часто бывало, насколько он похож на своего отца.
А затем он развернулся ко мне, и впечатление рассеялось... Гас был самим собой, причем в детском истерическом припадке.
– О Господи, ну ладно! Ладно, я это сделаю. Но ты будешь мне должен – ты правда будешь мне должен, Джастин.
***
Следующим вечером у нас с Брайаном был ужин с Гасом, Линдси и ее новой подружкой, Джанис, по поводу чего Линдси переживала всю неделю. Она беспокоилась, что как только Джанис встретится с нами, то сбежит (даже представить не могу, почему), и составила список разрешенных и запрещенных тем для разговоров: последних было гораздо больше, чем первых. Как бы то ни было, все шло неплохо, и Брайан вел себя отлично, пока в середине второй перемены блюд Джанис не задала Гасу вопрос, который бесит его всегда:
– Ты с кем-нибудь сейчас встречаешься, Гас?
– Нет.
– Как? Такой симпатичный и умный студент, и один? – продолжала Джанис, абсолютно не обращая внимание, в какую огромную яму себя загоняет. Она казалась необычно мягкой – все подружки Линдси (в отличие от бойфрендов) как правило относились к категории "Первоклассная Мел" – то есть были привлекательными, умными, жесткими и конфликтными. Помимо этого все они без исключения мгновенно проникались нелюбовью к Брайану – и всегда взаимно. – У тебя нет подруги? Бойфренда? – добавила она.
– Мой сын не заводит подружек или бойфрендов, он не верит в отношения, – вставила Линдси, поворачиваясь к Джанис с примирительной улыбкой.
– И кто меня в этом упрекнет, если перед глазами такие потрясающие модели поведения, как ты, отец и Мел? – отпарировал Гас, отклоняясь в направлении запрещенных тем для разговоров.
– Сынок прав. Он чертовски молод для подобной ерунды.
Сердито взглянув на Брайана, Линдси повернулась ко мне с притворно милой улыбкой:
– Джастин, напомни, сколько тебе было лет, когда вы с Брайаном встретились?
– Семнадцать.
– Тебе было семнадцать? – удивленно спросила Джанис. Я подавил желание закатить глаза и улыбнулся ей как можно дружелюбнее. И почему на всех это производит такое впечатление? Уверен, я не единственный, кто встретил свою вторую половину – обожаю использовать эту фразу, она здорово бесит Брайана... хотя теперь я могу называть его мужем, что звучит совсем непривычно – в семнадцать лет. Как насчет тех ненормальных южан, которые женились на своих шестнадцатилетних двоюродных сестрах – или низкопробные ток-шоу все врут?
– Вы, наверное, уже очень давно вместе? – продолжала она, на что Брайан чуть не подавился минералкой, а я сморщил нос: это намек, что я старо выгляжу? Новый крем от морщин определенно не стоит своих денег.
Как в высшей степени вежливый и радушный хозяин (кто-нибудь из нас должен им быть), я замаскировал раздражение своим лучшим мечтательным взглядом:
– Мы вместе почти двадцать лет. И каждый год наполнен такой радостью, любовью и счастьем, что ты не поверишь, Джанис. Правда, дорогой?
Я повернулся к Брайану, который в ответ на мой обожающий взгляд сардонически искривил рот:
– О да, чистое блаженство, Солнышко.
За сим я встал принести еще вина – мне правда нужно было еще выпить. Знакомство с новыми людьми требует столько усилий, особенно когда это пара другого человека. Честно говоря, не знаю, как Линдси умудряется, но со времени разрыва с Мэри года три назад она почти каждый месяц встречается с кем-то новым. Не помню, был ли я хоть раз на настоящем свидании за всю свою жизнь, но если и выпадал редчайший случай (в один из наших с Брайаном разрывов), то это было отвратительно. Теряешь кучу времени, притворяясь, что испытываешь интерес, выслушивая скучные истории из жизни и печальные рассказы о прошлых отношениях... когда в любом случае ты в конце оказываешься с ними в постели и больше никогда не видишь.
– Помощь не нужна... дорогой?
Я поднял глаза. Брайан, переставив тарелки в мойку, встал прямо позади меня, пока я пытался открыть бутылку нашим ультрасовременным и совершенно бесполезным штопором.
– Нет, – коротко ответил я.
Он протянул руку, чтобы взять бутылку, обхватывая меня и пристраивая подбородок у меня на плече.
– Подозреваю, то, что ты так тормозишь в обращении со всякими современными механизмами, должно отбивать у меня желание, но это до странности заводит, – поделился он наблюдением, легко выкручивая пробку.
– Я не торможу! Это твоя вечная привычка покупать всякую дорогущую ерунду, – я указал на хитроумное устройство. – Если бы у нас был нормальный штопор за пять долларов, как у нормальных людей, я бы сейчас не загнал пробку в бутылку красного вина за сто пятьдесят долларов!
Рассмеявшись, Брайан отодвинул открытую бутылку.
– Не загнал. К счастью, мне удалось спасти ее от подобной судьбы, – он наклонил голову для поцелуя.
– Ммм, – протянул я, чувствуя, как угасает раздражение под лаской его языка. Я развернулся и обхватил ладонями его лицо, он притянул меня ближе... Мы целовались, медленно, блаженно, прижимаясь бедрами друг к другу.
– Сколько еще осталось до того, как они уйдут? – пробормотал я, когда мы наконец расцепили объятия.
– Еще часа два, по меньшей мере.
Я тяжело вздохнул и отстранился.
– Иди к ним, отнеси вино. Я останусь здесь, пока стояк не пройдет.
– Ты просто подумай о Линдс и Джанис в постели. У меня сработало.
– Черт, до чего же ты гадкий.
Он рассмеялся и вышел. В аэропорту Хитроу во время бесконечного ожидания рейса в Москву я читал книгу какого-то британского сверх-литератора нетрадиционной ориентации. Текст в основном был скучным, но одна цитата зацепила взгляд: «При виде него сзади у меня все так же вырывался слабый звук – наполовину стон, наполовину вздох восхищения и вожделения. Это был любви восторженный фокус на ясном объекте посреди размытого фона». В тот момент я поднял глаза и увидел Брайана на другом конце переполненного терминала... Рядом с ним могла бы стоять Королева Англии (ладно, вряд ли, если учесть, что сейчас она прикована к постели), но мои глаза все равно видели бы только его, искали бы только его... То, о чем в точности написал англичанин: «...любви восторженный фокус на ясном объекте посреди размытого фона».
Наблюдая, как он возвращается в гостиную, я чувствовал это. Даже спустя почти двадцать лет я все еще чувствовал желание... восхищение... любовь... которые превращали всё вокруг него в белый шум. Я улыбнулся про себя вслед удаляющейся фигуре: может, Брайану и сорок девять, но никто не носит джинсы так, как он.
POV Гаса
Спустя неделю наша тренировочная программа началась по-настоящему, когда отец привел меня в зал и познакомил с...
– Привет! Я Кентон. Я буду вашим тренером!
– Привет, – слабо отозвался я, пока он снисходительно меня оглядывал. Как все личные тренеры, он состоял из одних мышц и был, конечно, стопроцентно голубым. Потом он показывал нам упражнения, в основном состоящие из поз задницей кверху, выкрикивая: «Марафонец – это состояние души!».
– Лет пять назад я бы затащил его в парную, – неизбежно прокомментировал отец, разглядывая задницу Кентона, которой тот продолжал вертеть в нашем направлении.
– Ну, а если ты сделаешь это сейчас, я расскажу Джастину. Вы вроде как женаты, помнишь?
Отец с отвращением покачал головой.
– И с каких это пор мой сын стал таким ханжой?
Я закатил глаза. Только он способен уравнять ханжество с нежеланием слышать отвратительные подробности из интимной жизни одного из своих родителей.
Кентон закончил с упражнениями и, вскочив на ноги, стал изображать бег на месте, сигналя нам повторять за ним, что мы и проделали, но с гораздо меньшим энтузиазмом. Час спустя он сделал ошибку, причислив отца к тем, «кому за пятьдесят», к моему великому удивлению. Ха! Два часа спустя отец его уволил. Ха-ха два раза!
К несчастью, позже во время одной из наших пробежек я обнаружил, что некоторые уроки Кентона все-таки оказали на него влияние – когда он проинформировал меня, что с этого момента мне следует отказаться от алкоголя.
– Ты ведь это не серьезно, правда?
– Конечно, серьезно.
– Слушай, только потому, что тебе пришлось это сделать, я не должен поступать так же. Это абсолютно несправедливо. Мне уже пришлось бросить курить.
– Гас, – применил он свой дико раздражающий терпеливый тон, – ты ведь хочешь пробежать сентябрьский марафон? – я кивнул. Мы зашли уже слишком далеко, и теперь ни за что не отступимся – единственное, в чем мы с отцом сходились во мнениях. – Значит, придется кое-чем поступиться.
– Я не собираюсь отказываться от алкоголя, – повторил я упрямо. – Только представь, что бы ты ответил, будучи студентом, если бы тебе сказали перестать пить.
Мгновение он смотрел на меня, потом неожиданно улыбнулся, понимая.
Мы уже заканчивали пробежку, заворачивая за угол на их с Джастином улицу, ускоряясь, как обычно, и были примерно в полутора кварталах от дома, когда...
ШШШУУУХ!
Мы замерли на месте.
Воздух вокруг, казалось, вибрировал. В ушах звенело, ток крови оглушающе пульсировал в моей голове.
А потом я расслышал голоса кричащих людей, вой автомобильных сигнализаций...
Рука отца вцепилась в мое плечо с силой, способной оставить синяки. Дрожа, я поднял взгляд. Его лицо было белым как мел.
– Пап? – мой голос звучал как странное скрипучее эхо.
Над нами и вокруг заворачивались ленты серого и черного дыма, уносясь в небо.
– Пап? Это что... была бомба?
Не ответив, он сорвался с места и унесся прочь. Я сглотнул, сжимая кулаки, и помчался за ним.
Часть 2
POV Джастина
Я встал спустя несколько минут после того, как Брайан ушел, намереваясь еще поработать над «В движении». Этим утром на меня нашло вдохновение, но теперь, стоя перед незаконченным полотном, я чувствовал, что вся творческая энергия иссякла. Подойдя к окну, я прислонился лбом к стеклу и поглядел на улицу. Мы жили достаточно высоко, и было видно, как солнечные лучи отражаются в небоскребах Среднего Манхэттена. Я прикрыл глаза, чувствуя их тепло на лице. Неожиданно захотелось быть там, снаружи, и, захватив старый запятнанный краской свитер и ключи, я вышел из студии, в настроении для большой кружки тройного латте с корицей.
Очередь в «Старбакс» оказалась длинной. Я раздраженно глянул на часы: 7-35 утра. Я идиот – вышел, как раз когда утренняя толпа покупает свои латте/эспрессо, прежде чем нырнуть в метро. Брайан и Гас должны были уже вернуться, и если я не продвинусь дальше, то пропущу утренние ласки от восхитительно разгоряченного Брайана. Я выглянул из-за плотного одышливого парня, стоящего впереди. Как и следовало ожидать, кассирш было только две, и одна из них явно проходила стажировку, так как постоянно спрашивала совета у коллеги по поводу каждого чертового действия.
Получив наконец свой кофе, я повернулся... и вдруг раздался невероятный оглушительный взрыв.
На мгновение «Старбакс» затих, слышалась только ужасная музыка, которой они мучают уши посетителей больше тридцати лет.
А потом... шум.
Много шума.
Визг, крики, автомобильные сигнализации. Все рванулись к дверям; мы с тем парнем, что стоял впереди меня, впечатались друг в друга, проталкиваясь наружу.
Люди высыпали на улицу из кафе, магазинов, машин... и, замерев, глядели на одно и то же.
Плотное облако темно-серого дыма, зловеще собирающееся в паре кварталов отсюда...
– Кто-нибудь, позвоните 911!
Я огляделся. Это просто кошмарный сон. Просто посттравматическое воспоминание о взрыве в Вавилоне.
Не в силах сдвинуться с места, я слушал разговор того одышливого парня:
– Взрыв. Да. Леонард стрит. Я вижу огонь и дым. Да, правильно...
Леонард стрит?
Наша улица.
Моя и Брайана.
Брайан...
Стискивая свой латте в ладони, я заковылял по проезжей части. Траффика не было, все машины остановились, их пассажиры рассыпались по дороге...
Я, как зомби, следовал за толпой по направлению к клубящемуся дыму...
Пожалуйста, нет. Пожалуйста, Боже, пусть они пробегут пять миль, а не три, нет, пожалуйста... Пожалуйста, пусть они остановятся передохнуть... пожалуйста, Господи..
Я пробирался сквозь толпу... глаза щипало от пыли и дыма.
Тяжелая рука легла мне на спину:
– Отойдите назад, сэр!
Полицейский.
– Леонард? Какое здание на Леонард стрит? Я живу... я там живу.
Пожалуйста, нет, Господи, пожалуйста...
Он взглянул на меня, и я видел сочувствие в его глазах:
– Номер 22. Теперь отойдите назад, сэр, будьте добры. Мы эвакуируем весь квартал.
Остальное я не слышал.
Дом 22 по Леонард стрит.
Наш дом.
Мой и Брайана.
Брайан...
Латте выскользнул из моей хватки, плохо сидящая крышка упала...
Обжигающе горячее молоко впитывалось в джинсы, ошпаривая мою кожу...
Но я не почувствовал ничего.
POV Гаса
– Пап! Папа!
Горло саднило, будто я наглотался песка. Грудь разрывало от кашля, дым и пыль забивали рот, нос... из глаз текли слезы. Черт, где же отец?
Это был хаос. Будто последствия бомбежки, которые показывают по телевизору. Будто сюжет одного из репортажей с Ближнего Востока. Люди, спотыкаясь, выходили из домов, машины остановились посередине дороги и сигналили друг другу. Все бежали куда-то, кричали и плакали... и посреди этого хаоса я потерял отца.
– Пап! – мое горло почти разрывало от крика. Я наконец попал на нужную улицу, следуя за знакомыми, но почти неопознаваемыми ориентирами отцовского квартала, все в ослепляющем дыму, в ушах еще звенит от взрыва...
А потом я увидел его.
Он растянулся на земле, словно просто упал... словно его подстрелили... и вглядывался во что-то...
Я посмотрел вверх, следуя за его взором: Боже мой... это было их здание, их чертово здание... Теперь я видел пламя, мое лицо практически ощущало его жар. О, Боже мой. Оно горело, оно правда горело. Где же пожарные?
Я разглядывал рушащийся фасад, чувствуя, как кровь отливает от лица и слабеют колени. Было жарко, так охрененно жарко. Люди на верхних этажах высовывались из окон, пытаясь вдохнуть, и кричали... кричали о помощи... Нет, я не собирался думать об этом, не собирался думать об отце, собирающемся на пробежку и оставившего Джастина в постели... О, Боже. Я отвел взгляд, меня мутило...
Я повернулся к отцу:
– Папа? Пап! Вставай! Нам нужно уходить. Здесь опасно, – я потянул его за руку.
– Нет, нет, нет, нет... НЕТ!
Он едва ли меня видел, отталкивая прочь. Слезы текли по моему лицу, пока я пытался поднять его на ноги – одеревеневший, мертвый груз. Я крепко зажмурился и потащил его назад. Задыхаясь, кашляя и захлебываясь... я тянул его, ощущая, как его тело вздрагивает, напрягается, пытаясь высвободиться. Бездонное чувство ужаса начало захлестывать меня. Я хотел к маме. Я хотел, чтобы она появилась и сказала: «Все в порядке, милый, не волнуйся, все в порядке...»
– Бра... Брайан? О Господи, Брайан!
Я замер.
Джастин.
Возникший из дыма позади меня. Его лицо, красное и перепачканное в пыли и саже, как и лицо отца, было совершенно безжизненным.
– Брайан? – он шагнул вперед и ухватился за него, оседая рядом на землю, слезы текли по щекам. – Я думал... думал, что ты там...
Отец, казалось, ожил, метнулся к Джастину и сжал его в объятиях. Я слышал, как он то ли всхлипывает, то ли давится кашлем ему в плечо. Джастин поднял голову и посмотрел на меня, исступленно улыбаясь сквозь слезы:
– О Господи, Гас... – он сжал в кулаке мою футболку, – Гас...
– Я думал, что ты мертв, – мне хотелось его встряхнуть.
Джастин засмеялся, его дрожащий голос доносился словно не отсюда:
– Я пошел в «Старбакс», там была такая медленная кассирша, и очередь почти не двигалась...
Он отпустил меня и снова вцепился в отца. Они смотрели друг на друга, ничего не замечая. Я отвернулся, смущаясь откровенной жажды в их глазах.
Когда я повернулся обратно, они целовались.
***
Мать прыгнула на меня, как только мы, пошатываясь, появились в дверях. Ее глаза были красными, лицо залито слезами и в уродливых припухших пятнах.
– Гас, о, Гас! О, сынок! – она заключила меня в объятия и разрыдалась.
– Какого черта ты не отвечаешь на звонок? – она подняла голову, сверкнув глазами на отца, в голосе истерика.
– Я отключил телефон, – ответил тот. – Рад видеть, как ты счастлива, что мы живы.
– О, Боже! Ты... ты придурок! – вскрикнула мать, падая в его объятия и еще сильнее заливаясь слезами.
Потом отец с Джастином куда-то исчезли, а я повалился в свое кресло на кухне. Мать налила мне кофе, который я с благодарностью принялся глотать. Я чувствовал себя опустошенным и измученным, в груди болело и в глаза будто песка насыпали. Мне все еще было трудно поверить, что я только что видел, как дом отца и Джастина взлетел на воздух. Все, что у них было... все работы Джастина, его студия... вся их собственность... все просто исчезло.
Мать примостилась рядом и взяла меня за руку. В ее глазах вновь стояли слезы.
– Мам, я просто... если бы мы были быстрее... если бы мы выбежали на пять минут раньше, мы были бы там, мам...
– Не думай об этом, – раздался голос отца.
Мы вздрогнули и подняли головы. Он выглядел все еще хреново, но спокойнее, не тот зомби с пустыми глазами, распластанный на земле и выкрикивавший в небо свое горе.
– Ты в порядке, сынок? – он слегка взъерошил мне волосы, как раньше, когда я был маленьким.
Я сглотнул и кивнул. Мать поднялась и обхватила его рукой:
– Как Джастин?
– Нормально. Приводит себя в порядок, – отец отстранился. – Кофе есть?
Мать кивнула:
– Джастин будет?
– Да.
Он взял у матери чашку – его собственную, мой подарок столетней давности, с надписью «Самый лучший в мире папа». Да, я был намного младше, когда ее купил.
– Пап?
– Что?
– Что ты будешь теперь делать?
– Улаживать все. Что еще я могу сделать? – он вздохнул и принялся опустошать карманы своих тренировочных штанов, выкладывая на кухонный стол сотовый, кошелек, ключи, два презерватива (два?) и смазку.
– Ты бегаешь со всем этим в карманах? – поинтересовалась мать, неуверенно улыбаясь сквозь слезы.
– Надо быть готовым на все случаи жизни, Линдс.
Он включил телефон. «У вас 34 новых сообщения».
***
Час спустя, приняв душ, мы собрались возле телевизора. Я втиснулся в кресло рядом с матерью, ее рука крепко обнимала меня за плечи. Я чувствовал... Не знаю, что я чувствовал, все было до странности нормально. Отец разговаривал по телефону со своей бедной ассистенткой Элисон (той, с которой я чуть не разругался по поводу нашего тренировочного расписания). Он снова звучал, как мой отец, полностью восстановившийся, «не пудрите мне мозги» отец.
– Что? Нет, к черту страховку, этим Теодор занимается. Нет, у тебя есть дела поважнее. Ты меня слушаешь? Так, давай дуй к Армани, спроси Бертрана. Скажи ему, это для меня. Мне нужно все – вся коллекция: брюки, костюмы, рубашки...
Я отключился от разгорающегося модного кризиса. Отец и Джастин были вынуждены одолжить у меня одежду; и если папа выглядел нормально в дизайнерских брюках и рубашке, подаренной им и еще ни разу не надетой, то для Джастина все мои брюки были слишком длинными.
– Когда ты там закончишь, езжай в Сакс, спроси Лестера – мне нужна повседневная одежда. И скажи ему, что Джастину тоже кое-что нужно. Лестер размер и его предпочтения знает... А, и еще: пусть закажет обувь из той новой коллекции Гуччи...
– Что у тебя с ногами? – прервался отец посреди разговора.
Я поднял глаза. Джастин стоял в дверях, одетый в мои старые мешковатые шорты (очевидно, единственное, что ему подошло) и еще более старую рубашку. Он выглядел как чей-то умственно отсталый родственник. Но отец смотрел не на это: ноги Джастина были покрыты спереди небольшими опухшими красными пятнами, похожими на ожоги.
Тот смущенно пожал плечами:
– Линдс, у тебя есть лед?
Она кивнула и пошла на кухню.
– Что случилось? Я думала, что тебя не было рядом, когда... ну, ты понимаешь.
Мать вернулась и принялась прикладывать лед к ожогам морщившегося Джастина.
– Не было. Это все тройной латте с корицей.
Я подавил взрыв смеха:
– Ты обжегся кофе?
– Случайно выронил, от потрясения.
Я повернулся обратно к телевизору, по которому все еще показывали картины разрушенного дома отца и Джастина: «Взрыв в роскошном жилом доме в Трайбеке унес жизни 13 людей, и еще больше ранены. Хотя власти пока не называют причину ужасного несчастья, предварительные отчеты указывают на возможность террористической атаки... наш репортер, Питер Кокрофт, сейчас на месте происшествия на Манхеттэне, где местные жители все еще приходят в себя от последствий трагедии...»
– Какого черта террористы будут взрывать ваше здание? – я повернулся к Джастину, который осторожно менял положение на диване, одной рукой придерживая пакет со льдом. – Эй, может, один из ваших соседей был агентом? Спорим, это тот придурок, который живет в подвале?
– Ты понимаешь, что этот придурок, возможно, мертв?
– Не в том случае, если он агент. Если он не террорист-смертник, конечно.
– Гас! – мать с упреком посмотрела на меня.
Отец оторвался от телефона.
– В этой стране все журналисты – чертовы идиоты. Это не террористическая атака, это взрыв газа. Тед узнал от своих контактов в Пожарном управлении.
– Взрыв газа?
– У Теда есть контакты в Пожарном управлении?
Вопросы Джастина и матери прозвучали одновременно. Отец ухмыльнулся:
– Да, Линдс, взрыв газа. И да, Солнышко, по-видимому, у Теодора там бойфренд.
– Я надеюсь, они не развяжут войну из-за этого газа, – покачивая головой, серьезно произнесла мать своим «проклятые республиканцы» голосом.
Но мне было интересно не это – у дяди Теда бойфренд в Пожарном управлении?
POV Джастина
Обожженные ноги пульсировали. Я уже использовал два пакета со льдом, и третий быстро таял на моей коже. Телевизор бормотал что-то на заднем плане, снова и снова показывая то, что осталось от нашего дома. Линдси и Гас куда-то исчезли, но Брайан все еще разговаривал по телефону. Он стоял у окна, запуская пальцы в волосы, обручальное кольцо блестело в солнечном свете. Любви восторженный фокус на ясном объекте посреди размытого фона. Я улыбнулся про себя. Хотя я по-прежнему верил: нам не нужны кольца и клятвы, чтобы доказать любовь друг к другу, мне нравилось видеть, что он носит свое – яркий откровенный символ партнерства, обладания, принадлежности...
– Из-за чего ты улыбаешься? – он повернулся ко мне.
– Из-за тебя, – ответил я.
– Из-за меня? Это не я выгляжу как нелегал среднего возраста из клипа про торчков.
– Я не выгляжу на средний возраст.
Он бегло улыбнулся:
– Нет, наверное, не выглядишь.
Я прикрыл глаза слушая, как он заканчивает разговор.
– Ты в порядке?
Поднимаю взгляд: он, пристроившись на подлокотнике дивана, смотрел на меня.
– Наверное.
Брайан кивнул и соскользнул на сидение. Расположив мои ноги на своих коленях, он забрал лед и теперь сам придерживал его.
– Я улыбался вот из-за этого, – я взял его левую руку, поглаживая пальцем обручальное кольцо. – Мне нравится видеть, что ты его носишь – напоминает мне, что ты весь мой. Не то, чтобы я нуждался в напоминаниях, – он закатил глаза в своей «будем-снисходительны-к-Джастину» манере и убрал руку. Я поднял свою, разглядывая. – Они почти единственное, что у нас осталось.
– Не думай об этом. Все можно заменить. Это просто вещи.
Я горько вздохнул:
– Ага, просто вещи.
Снова прикрыв глаза, я почувствовал, насколько измучен. День, казалось, длится вечность, но был только... сколько там времени..? Едва полдень? Все казалось совершенно нереальным. Я подспудно ожидал слов Брайана, что наш визит к Линдс и Гасу окончен, и водитель ждет, чтобы забрать нас домой... И мы поедем домой: войдем в квартиру, через коридор с темными паркетными полами пройдем в гостиную и, может, остановимся поцеловаться рядом с картиной с Гадким Голым Парнем... Или пойдем сразу в спальню и будем ласкать друг друга на кровати, которая была свидетелем сотен, нет, тысяч наших ласк... свадебная фотография будет смотреть на нас с прикроватного столика, а картина, которую Брайан купил на моей первой нью-йоркской выставке – со стены; его любимая картина, одна из лучших моих работ – та, которая была о нем, о нем и обо мне, о нас, потому что они всегда о нас...
– Джастин...
Я открыл глаза.
– Ты помнишь фото, которое Даф сделала на выставке ЛГБТ-творчества? Самое первое фото, на котором мы вместе? Я хранил его в ящике прикроватного столика... Или тот дурацкий рисунок с тобой, который я нарисовал для них, тот, что ты купил? Эти вещи – они значили что-то для нас, а теперь их больше нет. Я не смогу заново начать картину, над которой работал – «В движении», не смогу просто воссоздать ее. Ее не существует. Ничего больше нет. Ничего. Наконец я начинаю осознавать, Брайан – мы потеряли все.
– Не все.
Его слова ударили в меня с пронзительной силой памяти. Не все.
Он наклонился ко мне, пакет со льдом соскользнул на пол, мои руки обхватили его спину, и наши губы нашли друг друга. Поцелуй вернул меня на ступени «У Вуди», а вокруг торжествовала Либерти Авеню...
– Ты никогда не выходишь из дома так рано, – он отстранился, не отрывая взгляд.
– Просто захотел латте.
– Ты всегда варишь его в нашей кофе-машине.
– Иногда пойдет только латте из «Старбакс».
Брайан рассмеялся, почти истерично:
– Черт, им стоит использовать эту фразу как рекламный слоган. Я сделаю это бесплатно, – он притянул меня к своей груди, запуская пальцы в волосы, – Джастин, если бы...
Я быстро поднял голову, протянул руку, прерывая его, – Брайан, не надо. Пожалуйста, не говори так.
– Хорошо. Но ты знаешь, правда?
– Я знаю.
Эпилог
POV Гаса
POV Гаса
Вечером накануне марафона мать приготовила нам с отцом специальный праздничный ужин. Точнее, он не был таким уж особенно праздничным, потому что мы все еще соблюдали нашу дурацкую диету – одна из многих причин, по которой я с таким нетерпением ждал наступление ПЧМ (После Чертова Марафона) части моей жизни.
Я был в своей комнате, пытаясь заниматься – точнее, лениво перелистывал страницы любимого «порнушника» (еще одно словечко Джейкоба, моего друга-британца), размышляя, удастся ли подрочить разочек, перед тем, как приедут отец и Джастин, но тут услышал домофон – очевидно, ответ отрицательный.
Со вздохом я поднялся, запихал слегка запятнанный и помятый журнал под матрац и пошел поприветствовать Джастина и отца/собрата-марафонца/проклятье своей жизни в одном лице.
– Что? – требовательно спросил я, увидев на лицах присутствующих широкие улыбки.
– Наша новая квартира готова! – засиял Джастин. – Мы наконец-то можем переехать из Сохо Гранд. Черт, дождаться не могу!
Ага, отец с Джастином разместились в Сохо Гранд, пока были бездомными, и, выслушивая их бесконечные стоны и жалобы, вы бы решили, что они живут в каком-нибудь захудалом мотеле, полном проституток и сутенеров, а не в роскошном бутик-отеле с отмеченными наградами барменами и шефом с мишленовской звездой. Лично я бы мог жить так вечно – только подумайте об обслуживании в номере. И, честно говоря, если бы они не были настолько требовательны к ремонтникам на новой квартире, то переехали бы уже вечность назад. Без обид.
Как бы то ни было, они купили нереально дорогой таунхаус в Челси в Историческом районе – выплаты по страховке, да и компенсация от газовой компании, были огромны. Джастин к тому же получил до хрена пиара оттого, что из-за взрыва потерял большинство своих работ, и тот же взрыв способствовал тому, что его работы поднялись в цене, так что... все возвращается на круги своя, правильно?
– Разве это не замечательная новость, Гас? – радовалась мать, открывая бутылку шампанского – которое мне нельзя было пить.
– Ага, классно, – пробормотал я без особого восторга, стараясь не замечать, что отец запустил руку Джастину в штаны.
– Жаль, что Джанис не смогла приехать, – продолжала трещать она. Я ушел от них в гостиную посмотреть что-нибудь по телеку.
– Ну так что, хочешь послушать о последнем проекте твоего отца?
Я взглянул вверх. Джастин последовал за мной и теперь стоял, перегнувшись через спинку дивана, с бокалом шампанского в руке.
– Что? – меня начало накрывать волной тихого ужаса. На свете существует столько чудовищных возможностей...
– Найам Клири – сенатор Найам Клири – освобождает пост по причине слабого здоровья и не участвует в следующих выборах. Она позвонила Брайану и предложила ему выставить свою кандидатуру.
– Она считает, что отец должен баллотироваться в Сенат? Типа, как сенатор Нью-Йорка? – в шоке, я выпрямился. Я знал, что у них с сенатором общие дела, отец работал над двумя ее последними кампаниями, но это было безумием.
– Что ты думаешь о стажировке в Вашингтоне? – подошел отец, одарив меня невыразимо самодовольной усмешкой.
Джастин повернулся к нему с дразнящей улыбкой:
– Ты еще не выиграл.
– Детали, Солнышко, это всего лишь детали, – отец крепко поцеловал его. – Как считаешь, Гас, ты готов быть сыном сенатора США?
Со стоном я упал обратно. И почему я не родился в нормальной семье?